впечатлением сна, я сползла на пол и направилась к дверям. Моя баррикада осталась нетронута. Немудрено, рожденному пить женщина даром не нужна. Я поставила на место вазу, сдвинула в сторону стул и открыла двери.
– Мама дорогая! – вырвалось у меня. Даже не так. Вначале я просто не поняла, что это было сказано мною.
В нос ударил терпкий табачный дух и запах перегара, а сквозь спрессованный и сизый воздух было трудно различить предметы интерьера.
«Господи! – я задержала дыхание. – Закурил все же, сволочь!»
В комнате царил беспорядок, а Мишки нигде не было. Взгляд застыл на журнальном столике. Я от досады зарычала. На нем стояло блюдо из хозяйского сервиза, заваленное окурками. Впрочем, Мишка не всегда попадал ими в свою пепельницу а, судя по светлым отметинам на полировке, тушил об стол. Валялись окурки и на полу.
«Наверное, ушел», – подумала я и наступила в лужу.
– Это еще что такое? – удивилась я вслух и огляделась.
Лужа была огромная. Труб никаких рядом не было. Я присела и едва хотела тронуть ее рукой, как ощутила резкий запах мочи и выругалась:
– Сволочь!
Все понятно. Не нашел спросонья туалет, или он ему привиделся. Виновника образования мокрого места в съемной квартире я обнаружила в кухне. Он лежал на полу и тихо посапывал.
– Вставай, сволочь! – потребовала я и ткнула его ногой в бок.
Мишка зачмокал губами и перевернулся на спину. Кухня тут же задрожала от его храпа:
– Хрр! Х-хрр!
– Вставай, кому говорят! – Я присела и стала тормошить его за плечо.
Мишка с трудом разлепил веки и вздохнул.
– Ух! – Я поперхнулась смрадом перегара.
– Доброе утро! – побулькал он.
– Давай, поднимайся и вперед убирать за собой! – приказала я зло.
От Мишки сегодня разило, как накануне от бомжа Бармалея.
Он сел и вымученно улыбнулся.
– Сколько время?
– Зачем тебе? – спросила я и напомнила: – Счастливые часов не наблюдают!
– У нас осталось что? – задался он вслух вопросом.
– Ты на пол нассал, – объявила я. – Иди и убери…
– Я?! – Мишка вытаращился на меня и ткнул себе пальцем в грудь.
– А кто еще? – недоумевала я.
– Я в гостях себе такие вольности не позволяю! – стал оправдываться он. – Так что не надо…
– По-твоему выходит, это я сделала?
– А ты что, небожитель? – Мишка криво усмехнулся и попытался встать. Однако его повело, и он со всего размаху врезался в кухонные шкафы мойки.
– Господи! – простонала я.
Мишка перевернулся на живот, встал на четвереньки и ухватился за край стола. Чтобы он случайно не свалился на меня, я отошла. Надо сказать, что с тех пор как я вселилась в эту квартиру, пол не видел воды, а мебель покрылась толстым слоем пыли. Поэтому когда Мишка все же убрал с горем пополам свою лужу, я с досадой заметила, что паркет в этом месте разительно отличается цветом от остального.
– Какие планы на сегодня? – поинтересовался Мишка, появившись из ванной и потирая заросший подбородок.
– Тебя выпроводить и поменять жилье, – сказала я и решила, что если буду снимать квартиру, то чистую, чтобы подольше не прибираться в ней. А то взяли моду – выселяют одного жильца и тут же пускают нового, без всякой обработки. Так и скажу, вы, мол, давайте, приберитесь для начала, а потом уже решать будем, сколько платить…
Погруженная в свои мысли, я не сразу заметила, что Мишка приутих. Спохватилась, лишь когда из комнаты донесся характерный стук донышка бутылки о стол. Причем ставил он ее уже не первый раз. Уж я-то научилась отличать степень опьянения по звукам, которые начинает издавать человек, равно как и по глупостям, которые он говорит и делает.
Мишку я застала сидевшим на диване перед почти пустой бутылкой водки.
– Ты где ее взял? – спросила я, уверенная, что этот человек решил превратить мою квартиру в притон.
– Не шуми! – взмолился Мишка.
– Ну уж нет! – взорвалась я и показала рукой на двери: – Пошел вон!
– Вот так сразу? – не поверил он и поморщился, словно у него вдруг заболела голова.
Я знала, если уже успел выпить, то у него уже по определению ничего болеть не может. Просто прикидывается. Так им легче сосредотачиваться для ответа.
– Нет, по частям! – съязвила я, неожиданно поймав себя на мысли, что точно с такой этикеткой была бутылка у Бармалея. Это натолкнуло меня на мысль, что пройдоха все же впустил ночью своего дружка, и я осторожно поинтересовалась: – Ты, кстати, где водкой разжился?
– Бармалей дал…
– Ты зачем ему открывал двери в мое отсутствие?! – вскипела я.
– Ты дома была, – оправдался он и захлопал глазами.
– Так, – протянула я и направилась в ванную. Максимум, что я надеялась там увидеть, это воду на полу и не смытую со стен ванны пену. Причем я допускала, что эта самая пена цвета земли у люка, через который мы ходили к Бармалею в гости. Однако увиденное заставило меня оцепенеть. Вместо моих полотенец на осушителе болтались две пары дырявых носков и драные трусы…
– Господи! – Я схватилась за голову и завороженно уставилась на стеклянную дверцу стиральной машинки, где в грязной пене кувыркалось чье-то тряпье. Впрочем, и так можно было догадаться, кому принадлежат лохмотья, которые пытается переварить машинка.
– Ты что наделал?! – завопила я.
– Что такого? – раздался за спиной спокойный голос Мишки.
Я развернулась и стала колотить его в грудь основаниями своих кулачков.
– Сволочь! – выкрикивала я. – Он ведь заразный!
– Скажешь тоже! – Мишка поймал меня за запястья.
– Где это чудовище? – спросила я и потребовала: – Вызывай его, пусть забирает свое барахло и проваливает!
– Чего его вызывать? – недоумевал Мишка и огорошил: – Он в детской спит.
– Что-о-о?! – взревела я и устремилась прочь.
Бармалей не умещался в кровати, предназначенной для подростка. Спинки на ней были из дерева и имели две вертикальные перегородки, сквозь которые он просунул свои… Нет, ногами это не назвать… Такое ощущение, что к его ступням были приклеены подошвы от кирзовых сапог… Даже не так. Как-то я видела в зоопарке орангутанга. Он сидел на заднице и ел банан, который ему бросил посетитель. Так вот именно такие, как у него, с сизым отливом грязной кожи были ступни у Бармалея.
– А ну пошел прочь! – завопила я что есть сил.
Спросонья и спьяну Бармалей, видимо, подумал, что почивает на своих перинах у себя в подвале, и попросту свалился на пол, тогда как ноги остались торчать в спинке.
От боли он взвыл:
– А-а-а!
Я выскочила прочь, не в силах видеть этот кошмар.
Из детской еще долго раздавались стоны и всхлипы. Что-то гремело, а Бармалей вскрикивал.
– Что
