Надежда вскочила со стула! Рыжий кот Семён, сидевший рядом, с испугом взглянул на девушку и, на всякий случай, ушёл в коридор. Так вот почему в их доме редко вспоминали о маминой сестре Екатерине! Бабушка строго поджимала губы и уходила, если внучка приставала к ней с расспросами. Эта тема находилась под жёстким запретом, была строжайшим табу, не допускающим возможности преступить черту, которую запрещено преступать.
Белый лист, лежащий на столе, ждал, притягивал, хотел быть прочитанным, требовал внимания. Она снова взяла в руки письмо человека, которого уже нет. Осознание этого пугало, было страшно и дальше вторгаться в чужое горе, в чужую жизнь и её тайны.
«Огромный город, куда я приехала, жестокий, не верящий слезам, хотел смять меня, добить. Тем более, я была слабой тогда, ведь я ждала ребёнка. Ребёнок, моё горе, я заранее ненавидела его, это дитя, рождённое от разлюбившего меня человека. Но уже поздно было что-то делать, и я родила мальчишку, которого оставила в роддоме. Бросила, как бросили меня… Не могла видеть эти глаза, так похожие на его глаза, эти капризно изогнутые губы, такие же, как у него…»
Надежда в негодовании бросила листок на стол, прижала ладони к горящим щёкам. Так вот какие тайны хранило это письмо! Бросить ребёнка, разве такое возможно? Знала ли об этом бабушка? Вряд ли, она, добрая душа, никогда не позволила бы так обращаться с родным внуком. А эта женщина, как она могла!
Что ж, досказывай свои секреты! Девушка снова взяла письмо в руки, начала читать.
«Я ушла с головой в работу, позднее, с помощью близкого мне человека, открыла бизнес, добилась успеха. Но всё чаще перед глазами возникало лицо брошенного мною сына. Стала мучить совесть, стало невыносимо жить. Я бросилась искать его. Какое счастье, что я сама дала мальчику имя и фамилию, без этого никогда бы не нашла его. Но мне это удалось, с трудом, но мальчик мой нашёлся, отыскался. Он так и не узнал, что я его родная мать, иначе возненавидел бы люто. А я… я уже любила его сильно, по-настоящему, это чувством подогревалось другим – мучительным и тяжёлым – чувством огромной вины перед сыном.
Я забрала его себе, усыновила, но мальчик, мой маленький подранок, уже не верил в человеческую доброту и любовь. Не прижился, сбегал от меня в поисках то ли свободы, то ли чего-то настоящего, светлого, не понять. Потом навалилась болезнь, мне было не до него, и сын надолго исчез из моей жизни. Надежда, прошу, разыщи его, заклинаю тебя, я знаю, что…»
Она перевернула листок, исписанный до конца, хоть и знала, что другая сторона была девственно чистой. А где продолжение письма? Явно же, что фраза оборвана наполовину, надо искать второй лист. В конверте нет, может, в столе? Девушка вытащила бумаги из верхнего ящика. Нет, здесь только документы. Значит, кто-то открывал письмо, читал его? Загадка, одна за другой, и что ей делать теперь?
Надежда встала, прошлась по комнате. Эти странные новости – тяжёлый груз, и теперь они не дадут ей покоя. Одно хорошо, где-то на белом свете у неё есть брат, и, если Надя найдёт парня, её одиночество не будет таким беспросветным. У неё есть брат! Господи, с ума сойти можно!
Телефон зазвонил неожиданно, взорвал тишину, заставил вздрогнуть. Не может быть?! Лёшка! Появился! А то она уж и забудет скоро, что был такой человек в её жизни. Надежда названивала ему сама, но, увы, парень не отвечал. Послала сообщение, что у неё новый номер, и вот! Вспомнил, заскучал?
– Надюха, хочу видеть тебя, умираю! Прямо сейчас!
Она удивилась, это что-то новенькое, и куда ж делось его вечное, снисходительное равнодушие? Нотки в голосе тоже настораживали, слишком уж много эмоций для её спокойного, полусонного парня.
– Ты как-то не спешишь обычно встречаться со мной, Лёш. И таких свиданий, как последнее, мне больше не надо!
Да и сам ты мне не нужен. Хотела добавить, но может, и так поймёт.
– Прости, был немного занят. И, Надь, обещаю, ничего подобного больше не будет. Сам маюсь чувством вины…
– Наверное, нам нужно расстаться, – сказала она, собравшись с духом, и тут же отругала себя, жёстче надо, твёрже и без всяких «наверное».
– Никогда! – Лёшка выкрикнул это слово ей в самое ухо. И добавил тише: – Давай встретимся и всё решим.
Ненужная встреча, ненужный Лёшка… А Надежда всё-таки собирается прямо сейчас увидеться с ним. Ещё и губы подкрасила, вот неразумная девчонка! Но может быть, совсем скоро, через какие-то коротенькие полчаса, разойдутся, наконец, в разные стороны их случайно перекрестившиеся орбиты?
* * *
Лёшка ждал её у станции метро, заметно нервничая. Разделаться бы с этой историей, и он свободен, как птица. Надька не нужна ему, не под стать она Лёшке, не та порода. Он любил девок ярких, шумных, крутых, с огнём, который так и брызжет из шальных глаз. Такая крутобёдрая краля и попалась ему на глаза в поезде, который вёз Алексея в Москву. Его попутчица, назвавшаяся Алевтиной, после получасового разговора с ним в тамбуре о том, о сём, вдруг прижалась к парню всем телом, заглядывая в глаза и заливисто смеясь.
А может, вагон качнулся и бросил пышнотелую Альку к нему на грудь, теперь уж не разобрать. Но через несколько дней по приезду в Москву они встретились, Алька сама ему позвонила. И удачное выбрала время. После незадавшейся встречи с Надеждой он как раз раздумывал, не махнуть ли рукой на это её наследство, да и на саму девчонку и не подыскать ли другую подругу. Чтоб своего поля ягода, отчаянная, сладкая, пышногрудая, чтоб сок из неё так и брызгал, чтоб готова была кувыркаться в постели в любое время дня и ночи. Секс, ничего другого от женщин ему и не надо было, да и вряд ли эти создания с куриными мозгами ещё на что-то были способны. Хотя друган нашептывал ему, что с правильной бабой в Москве здорово можно устроиться, работа, квартира, все дела…
Вот и Надежда. Ух, ты, приоделась! И ещё что-то с собой сделала, умеют они, девки, красоту навести. Похорошела явно. Может, он рано от неё отступился?
– Здравствуй, Лёша! Говори, зачем звал? – она стянула тоненькие перчатки, подышала поочерёдно то на одну, то на другую руку. – Холодно, да и идти мне надо.
– Ну, вот! Не виделись мильон лет, а ты сразу убегать?! Так дело не пойдёт.
Алексей уже присмотрел рядом захудалую кафешку с незамысловатым названием «Соляночка», здесь он собирался убедить Надежду, что никакие издательства ей не нужны, не царское это дело, заниматься тем, в чём ничего не смыслишь.
– Зайдем в кафе, согреешься, да и разговор у меня не для улицы, – он зацепил девушку за рукав, потянул за собой.
«Ладно, посижу десять минут, – подумала она, медленно идя следом, – и скажу, наконец-то, что у нас с ним всё. Разошлись пути наши в разные стороны».
– Лёш, на самом деле я с тобой тоже поговорить хотела, – произнесла девушка, едва они устроились за маленьким деревянным столиком у окна.
Надежда взглянула на парня. И этого человека она любила? Но почему, кто ей ответит? Свет, пробивавшийся через цветные витражные стёкла, оставлял причудливые тени на Лёшкином лице, делая его похожим на злого волшебника, а, может, тролля, она не очень разбиралась в этих фантастических существах.
– Поговорим, мы обо всём поговорим, – Лёшка подозвал официанта, одетого в украинскую вышиванку, заказал по бокалу вина и мясо в горшочках.
Только холод загнал её сюда. Согревшись, Надежда осмотрелась. Кругом изгороди, рушники, полки с национальными сувенирами. Старинный пузатый самовар, красуясь медными боками, стоял на одной из них. Рядом примостились тарелки с искусственными баранками, караваями, прочей снедью, удачно дополняя композицию. Стены кафе, в изобилии украшенные ветками, лентами и цветами, среди которых главенствовали золотистые подсолнухи, демонстрировали желание дизайнера воссоздать уют украинского села.
Вопреки ожиданиям, Надежде здесь понравилось. Звучала тихая музыка, простая и умиротворяющая, попавшая в такт её настроению.
В огромных бокалах на столе появилось вино, доставленное без промедления ловким официантом, вино искрилось, притягивало взгляд мерцающим багряным цветом.
