Кроме ножниц, ни в ванной, ни в спальне не нашлось ничего пригодного. Во встроенных ящиках не было ни пистолетов, ни забытого молотка, которым она могла бы воспользоваться, чтобы стукнуть его по голове, ни даже какой-нибудь запасной одежды, которой она, возможно, сумела бы задушить его. К сожалению, не имея другого выбора, она наконец надела шелковую рубашку. Закатывая слишком длинные рукава, она задавалась вопросом, когда же начнет действовать его команда. Скользкий материал не очень хорошо сворачивался, и она предприняла несколько попыток, прежде чем махнула на это рукой и позволила рукавам свисать с запястий. Даже после этого она не почувствовала непреодолимой силы, влекущей ее на кухню.
Ее воля была свободна. Он не воздействовал на нее своими волшебными командами.
Чрезвычайно раздраженная, что даже будучи хозяйкой своей воли, она делала то, что он велел, она распахнула дверь спальни и ступила в коридор.
Ее взгляду открылись две лестницы, правая вела наверх на следующий этаж и к тому что, похоже, было балконом. Левая шла вниз, расширяясь изящным веером. Она нахмурилась, не способная вспомнить ни одну из этих лестниц с прошлой ночи. Она ходила по одной из них? Она прекрасно помнила дом снаружи, помнила, как обратила внимание, что он трехэтажный, поэтому, конечно, лестницы должны были здесь присутствовать, только она их не помнила. Наличие этого пробела в памяти было пугающим, поскольку она могла не помнить еще что-нибудь.
Она выбрала лестницу, ведущую вниз, и спустившись остановилась. Она очутилась в потрясающей... гостиной? Если так, то она не походила ни на одну гостиную, которую ей когда-либо приходилось видеть. Арочный потолок взмывал на три этажа над головой. В одном конце располагался огромный камин, с другой стороны находилась стеклянная стена. Видимо он любил стекло, потому что в этом доме его было очень много. От открывавшегося вида буквально захватывало дух. Но его она также не помнила. Ничего из этого.
Коридор вел дальше в сторону, и Лорна осторожно последовала туда. По крайней мере, здесь кое-что казалось знакомым, и, открыв одну дверь, она обнаружила ванную, в которой принимала душ вчера вечером, и в которой он сорвал с нее одежду. Стиснув зубы, она вошла внутрь и огляделась в поисках своей обуви. Ее здесь не было. Смирившись с тем, что придется оставаться босиком, она прошла через комнату, мимо небольшой туалетной комнаты, которую она также использовала, и попала в кухню.
Он сидел за барной стойкой, обхватив длинными ногами табурет, с чашкой кофе в одной руке и утренней газетой в другой. Когда она вошла, он поднял взгляд.
— Я нашел немного чая, вода уже кипит.
— Я выпью воды.
— Потому что чай ты пьешь с друзьями, верно? — Он положил газету, встал, открыл дверь шкафчика и вынул стакан, который заполнил водой из-под крана.
— Надеюсь, ты не ожидаешь какой-то фирменной воды, потому что я считаю это бессмысленной тратой денег.
Она пожала плечами.
— Вода, она и есть вода.
Он подал ей стакан и приподнял брови, обе.
— Хлебцы или рогалик?
— Рогалик.
— Хороший выбор.
Только после этого заявления она заметила его собственный рогалик на маленькой тарелке, показавшейся, когда он отложил газету. Возможно, с ее стороны это было мелко, но ей было жаль, что они едят одно и то же. Однако не настолько, чтобы она пожелала есть хлебцы.
Он опустил простой рогалик в тостер и достал из холодильника сливочный сыр. Пока жарился рогалик, она огляделась.
— Который час? Я нигде не видела часов.
— Десять пятьдесят семь, — ответил он, никуда предварительно не взглянув. — И у меня нет часов, ну, в общем, за исключением тех, которые на духовке позади тебя. И кажется одни на микроволновке. Да, думаю, в наши дни микроволновки оборудуют часами.
Она оглянулась. Часы на духовке были электронными, показывая десять пятьдесят семь синими числами. Вот только она загораживала собой духовку от его взгляда, и, в любом случае, он не оборачивался. Он, должно быть, посмотрел, когда доставал сыр.
— В моем сотовом тоже есть часы, — продолжил он. — И в моих компьютерах и в автомобилях. Поэтому, думаю, у меня действительно есть часы, но нет только просто часов. Все они встроены во что-то еще.
— Если эта светская беседа должна заставить меня расслабиться и забыть, что я тебя ненавижу, то это не работает.
— Я и не думал об этом. — Он поднял взгляд, зеленый цвет его глаз был столь интенсивен, что она почти отступила назад. — Мне нужно было выяснить, являешься ли ты Ансара, но, получая ответ, я грубо обошелся с тобой. Прошу прощения.
В ней закипело расстройство. Половина сказанного им не имела для нее никакого смысла, и она устала от этого.
— Да кто такие, черт возьми, эти люди — тети Сары, и где, черт возьми, мои ботинки?
— На вторую часть твоего вопроса ответить легко. Я их выбросил.
— Великолепно, — пробормотала она, глядя вниз на свои босые ноги со скрюченными из-за холодных кафельных плиток пальцами.
— Я заказал для тебя пару от Macy's [6]. Один из моих служащих как раз едет сюда с ними.
Лорна нахмурилась. Она не любила принимать подношения, а мысль принимать их от него ей особенно не понравилась, но, похоже, ей придется сделать и то и другое, независимо от своих чувств. С другой стороны, он выбросил ее ботинки и уничтожил блузу, поэтому заменить их — это наименьшее, что он мог сделать.
— А люди тети Сары? — Она знала, что он сказал «Ансара». Не то чтобы это имело для нее большое значение, но коверкая слова она надеялась досадить ему.
— Это уже более длинная история. Но после прошлой ночи ты имеешь полное право ее услышать. — Издав короткий звоночек, тостер выплюнул рогалик. Он воспользовался тем же ножом, который взял, чтобы размазать сливочный сыр, подцепил две выпрыгнувших из тостера половинки рогалика, и положил их на маленькую тарелку, после чего передал ей нож, тарелку и сливочный сыр.
Она выбрала самый дальний от него табурет и размазала сыр по одной половинке рогалика.
— Так давай ее послушаем, — кратко ответила она.
— Есть несколько других вещей, которые я хотел бы для начала прояснить. Первое… — Он вытащил из переднего кармана джинсов пачку банкнот и пододвинул ее к ней.
Лорна взглянула вниз. Ее права были воткнуты в середину пачки.
— Мои деньги! — сказала она, схватив и то, и другое и распихивая все по карманам.
— Ты хотела сказать мои деньги? — непреклонно спросил он, но не стал при этом настаивать на подтверждении своих слов. — И не говори мне снова, что ты не мошенничала, потому что я знаю — ты это делала. Вот только не уверен, знаешь ли ты, что мошенничала и как тебе это удается.
