Ознакомительная версия.
– Ты говорила, что я кое-что могу держать в плане, – отвратительно ухмыльнувшись, сказал Егор, обнимая коробку с Эйфелевой башней.
– По-моему, на сегодняшний вечер у тебя были совершенно другие планы, – ответила я.
– И какие же?
– Я, Егор, слышала ваш разговор с Дашкой.
– Разумеется, случайно?
– Разумеется. Я шла в комнату отдыха, но ваш разговор за углом коридора заставил меня притормозить, потому что я услышала свое собственное имя. Что ты говорил ей про меня?
– Ничего.
– Врешь! Из твоих сладких уст вылетело-таки мое имя! Со слухом у меня все в порядке!
– Я только сказал, чтобы она не ревновала меня хотя бы к тебе.
– А почему бы ей не ревновать? – усмехнулась я. – Чем это я хуже других? Да и прецедент был. Разве не так?
– Может, повторим… прецедент? – Горыныч просительно заглянул мне в глаза.
– А почему не с Дашкой? – Я посмотрела на часы. – Насколько я помню, у тебя через двадцать минут должно состояться свидание с ней в собственной твоей квартире.
– А я сбежал… – В глазах Горыныча уже не было куража, с которым он появился на пороге моего жилища. Мне даже показалось, что где-то в самой их глубине гнездится тоска, сосущая и ничем не утоляемая.
– Ну и зря! – стараясь не обращать на нее внимания, сказала я. – Может, еще успеешь?
– Гонишь?
– Нет… Просто Дашка испытывает к тебе неземную любовь, а я…
– И что же ты?
– Да ничего! – отрезала я и наконец пропустила его в квартиру.
Он вошел и плюхнулся на пуфик у зеркала, так и держа перед собой бутылку в шикарной коробке.
– Ну и рожа… – скривилась я, оглядев его лицо в запекшихся рванинах на лбу и носу.
– Как известно, раны украшают мужчину, – заметил Егор.
– Только не тебя. У тебя вид как у бомжа, который ошивается возле наших помоек. У него в точности такие же «украшающие» раны. Пошли на кухню. Я обработаю их перекисью, а то смотреть противно!
Я промывала ему глубокие царапины, нанесенные справедливой Пашкиной рукой, а он во все глаза смотрел на меня, почти не мигая. И под его взглядом я чувствовала, что опять размягчаюсь, плавлюсь и теряю свою независимость. Чертов мужик! Колдун! Ну нет, сегодня я тебе не поддамся… Я же обещала отомстить и отомщу!
– Ну… кажется, все, – сказала я, налепив те самые полоски пластырей и приблизив собственное лицо к его, чтобы получше разглядеть, красиво ли у меня получилось.
Это оказалось роковой ошибкой.
– Отлично, – сказал Егор, и его губы уткнулись мне в шею.
– Воронцов, ты неисправим, – сказала я, а он уже прижимал меня к себе.
И я поняла, что начну ему мстить, скорее всего, как-нибудь в другой раз. В конце концов, какое мне дело до Дашки, которую я вообще недолюбливаю, и до всех остальных его баб? Я буду действовать, как он: брать от жизни то, что само плывет в руки. На Воронцова вешались женщины, и он не считал нужным отказываться от их предложений. Ко мне он привязывается сам. Почему я должна отказываться от его потрясающих поцелуев, от ласк его умелых рук? Главное, не «подсесть» на него, как Дашка с Анжелкой. Чтобы этого не произошло, надо и рассуждать, как он: никакой любви не существует, есть только голый секс для здоровья и удовольствия. Или я не свободная женщина?! Я буду продолжать безответно любить Шаманаева, а с Горынычем просто так… потому что – почему бы и нет, если хочется.
В порыве объятий я нечаянно коснулась рукой его раны на лбу, и он вздрогнул от боли. Я дернулась синхронно с ним и несколько раз ласково поцеловала около пластыря.
– Ну, ты прямо как мать родная: у кошечки боли, у собачки боли, а у Егорушки не боли… – отозвался он. – Неужели тебя не смущает, что меня разукрасил муж женщины, с которой я… ну… ты понимаешь…
– Мне плевать, с кем ты еще спишь, Горыныч, – сказала я, что уже было началом мести. Ни одна женщина не может на такое плевать. Каждой хочется быть единственной и неповторимой, но ему необязательно об этом знать.
– Ах, так! – зло сказал он и рванул на мне полы халата.
Пуговицы покатились в разные стороны. Мне очень хотелось съездить ему по физиономии, но я уже начинала вживаться в роль, которую перед ним разыгрывала, а потому стала быстро-быстро расстегивать на нем рубашку. Егор смотрел на меня, как на чудовище, материализовавшееся из подпола кухни, то есть прямо от соседей снизу. А я понимала, что сейчас главное – не дать ему опомниться, не дать перехватить инициативу!
В общем, получилось так, что я практически изнасиловала ошалевшего от моего натиска Горыныча. Только удовольствия от этого не получила никакого, потому что, в общем-то, от интимных отношений мне нужно совершенно другое: неторопливость, нежность и ласка. Я уже хотела сказать ему в стиле роковой женщины что-то вроде: «А теперь пошел вон!», но неожиданно действие начало развиваться по другому, гораздо более интересному сценарию.
Зазвонил телефон. Практически обнаженная, я схватила трубку. Звонила моя давняя, еще институтская, приятельница с очень подходящим к случаю именем – Сашка. Я послала мысленную благодарность Михайлушкину, который буквально перед разводом поставил на кухне второй телефонный аппарат, и мой разговор происходил при Горыныче.
– Сашка! – обрадованно прокричала в трубку я. – Как мы давно не виделись! Я прямо соскучилась! (Хотя скучать по приятельницам и подругам не умею в принципе, я уже вам говорила.)
– Я тоже, – ответила Сашка, – потому и звоню. Мой благоверный свалил на дачу с детьми, поэтому ты можешь ко мне приехать. Они там по грибочки да по ягодки, а мы с тобой… сама понимаешь!
Надо вам пояснить, что Сашкин муж Виталик был примерным семьянином и требовал того же от жены. Он ненавидел, когда она, вместо того чтобы заниматься детьми или отпаривать воротнички на его рубашках, трепалась с подругами по телефону, а уж посиделки-говорилки на дому прекращал в самом зародыше. Понятно, что еще и по этой причине мы виделись действительно очень редко.
– Значит, говоришь, твоя половина укатила на дачу? – переспросила я специально для Горыныча. – Что ж – самое время для заготовок на зиму! И сколько она… в смысле половина… там пробудет?
– Неделю точно, так что ты можешь завтра с работы – и прямо ко мне. Во сколько ты заканчиваешь?
– Вообще-то у нас ненормированный рабочий день… – сказала я и покосилась на Горыныча, который очень внимательно прислушивался к нашему разговору. – Но для тебя, Сашуля, я могу не задерживаться. Жди меня где-нибудь около шести. Устраивает?
– Конечно, устраивает! Посидим, выпьем… Повспоминаем, как было хорошо, когда… ну… в общем, когда было хорошо!
– А что я буду пить? – спросила я опять для Горыныча, хотя Сашка об этом и не спрашивала.
Ознакомительная версия.
