Он вышагивал перед дверью, обдумывая, что разумнее — вломиться в комнату и проверить свои подозрения или плюнуть на все.
Несколько минут спустя, не услышав ничего, кроме случайного скрипа кровати и тихого удрученного вздоха, он решил, что все себе вообразил. Она спала, слава Богу. И он просто поднял на ноги раздосадованную женщину.
Он вспомнил слова отца: между любовью и ненавистью очень тонкая грань. Очевидно, Аманда ненавидела его за то, что он следует приказаниям ее мужа. Это служило объяснением ее вида и поведения.
Удовлетворившись таким объяснением, он сложил руки на груди и прислонился спиной к двери — вовсе не для того, чтобы подслушивать, как он говорил сам себе. А только для того, чтобы в случае, если она попросит, прийти ей на помощь.
Так проходили дни, каждый раз, когда Аманда открывала дверь, чтобы отдать поднос с едва тронутой пищей и получить новую, Маркус наблюдал за ней. Но женщина, которую он ожидал увидеть, уже не появлялась. Аманда уже не была сердитой или расстроенной. И измученной она не выглядела.
Она могла подойти к двери в одной ночной рубашке, ее волосы спадали на плечи, напоминая Маркусу осенние листья, высыпающиеся из корзины.
Мэйбл, глядя на нее, начала умолять:
— Пожалуйста, мисси, вам нужно поесть.
Аманда молча отдавала поднос и запиралась.
— Но, мисси, вы не хотите взглянуть на почту? Вы всегда ее разбирали. — Уговоры оставались без ответа.
Молчание Аманды неизменно заставляло Мэйбл отходить от двери чуть ли не в слезах, причитая, что «мисси совсем извела себя и вот-вот заболеет».
Но Маркус, поразмыслив над случившимся, пришел к выводу, что Мэйбл не права. На самом деле, по его мнению, Аманда никого не изводила, и себя в том числе. Сияние ее глаз, казалось, растекалось по всему телу и придавало то, чего у нее раньше не было: вид по-настоящему любимой женщины.
Аманда без опаски стояла голая перед окном, зная, что темнота комнаты убережет ее от любопытных взглядов извне.
Она наслаждалась тем, что вольна стоять без одежды, и ощущением того, что воздух поглаживает ее тело так, как не может он. Она вздрогнула и нахмурилась, осознав, что вера в его существование может окончательно погубить ее.
— Если бы ты только был настоящим, — сказала она и повернулась, печально оглядев пустую кровать, которую оставила всего несколько минут назад.
Завтра Дэвид будет дома. Завтра реальность вторгнется в ее иллюзорный мир, и, как только Аманда осознала, что это был всего лишь сон, а не явь, у нее полились слезы. Тихие, почти неслышные всхлипы, рожденные огромным отчаянием.
— Если бы я знала, что ты последуешь за мной в загробный мир, я бы уже завтра была там, — прошептала она, не в силах снова взглянуть на кровать.
И в тот момент, когда эти слова были произнесены, ей сдавило горло, и у нее возникло ощущение, будто кто-то предостерегающим жестом положил руку ей на грудь. Она упала на колени на ковер и уткнулась лицом в ладони.
— Я закрываю глаза и оказываюсь счастливее, чем когда-либо в своей жизни. Но когда просыпаюсь, я испытываю такие страдания, о которых никогда раньше даже не подозревала. Что, по-твоему, я должна испытывать?
В ее шепоте слышались обвинение и отчаяние. Но некому было слушать ее и некого винить, кроме нее самой. Она с радостью вступила в брак с Дэвидом Поттером. И оставалась с ним, несмотря на побои, которыми он ее награждал.
Да, когда-нибудь, через несколько лет, она, возможно, сможет избавиться от него, но какой ценой? — спрашивала себя Аманда. Сколько чужих жизней нужно принести в жертву, чтобы сделать счастливой ее жизнь? Если потребуются еще жертвы, Аманда знала, что это должны быть жертвы с ее стороны, но не жизнь и боль других людей.
Часы в коридоре пробили четыре раза. Утро было уже близко. Аманда забралась в постель. Момент, когда она будет перенесена из заточения своей комнаты обратно, в жизнь Дэвида, стремительно приближался.
— Все, что мне надо, — это еще один сон. Может быть, воспоминания помогут мне сохранить рассудок. Может быть…
Рядом с ее дверью скрипнула половица. Аманда закрыла глаза и стиснула зубы, зная, что Маркус, ее тюремщик, по-прежнему здесь. Стережет. Прислушивается.
Слезы просочились между век, когда Аманда повернулась на бок и подавила всхлип. Она ни за что не доставит никому из них радости своими страданиями.
Наконец она заснула. И снова он пришел.
«Я не хочу потерять тебя».
«Этого не случится. Я буду с тобой всегда… в твоем сердце, в твоей душе».
«Тогда возьми меня с собой. Если ты пришел с небес, я хочу с тобой. Если же нет, я не хочу ни о чем знать. Только не оставляй меня».
«Я здесь. Впусти меня».
Аманда вздохнула и перевернулась на спину, даже во сне подчиняясь ему.
Ее пульс стал учащаться, по мере того как ее обволакивал свет. Его силуэт теперь был ей так же хорошо знаком, как ее собственный. У него были такие широкие плечи, и, когда он накрыл ее своим телом, она уже точно знала, насколько глубоко ее тело уйдет в постель.
Единственно, о чем она сожалела, — что он не сказал ей своего имени и что ей даже не удалось увидеть его лица.
«Аманда».
Его дыхание скользнуло по ее щекам, потом по груди, по животу.
— О мой Бог…
Ей показалось, что она прокричала эти слова. Но на самом деле они прозвучали едва ли громче шепота, когда он вошел.
Пульсировавшая в ней жизнь удвоилась. Два сердца стучали, как одно целое. Его тело было таким тяжелым, что невозможно было пошевелиться, и в то же время легче воздуха.
Теперь он был уже в ней. Его дух обрел свою родную обитель. Тепло, зародившись в кончиках ее пальцев, перетекало выше и выше, пока даже волосы на макушке не ощутили жар, будто она слишком долго лежала на солнце. Сердце колотилось, кожа горела.
Она старалась открыть глаза и увидеть лицо своего любимого и вдруг охнула, когда он вытеснил у нее эту мысль, вознеся ее на новый взлет наслаждения.
Что-то внутри ее стало сжиматься. Мускулы напряглись, дыхание стало прерывистым. Пульс, отдающийся у нее в ушах, оглушал ее, и она ясно ощущала жизненные токи, циркулирующие по телу. И вот когда она хотела вскинуть руки, чтобы крепче сжать его в объятиях, ее тело содрогнулось.
Пыл ее улетучился и оставил ее слабой и дрожащей, и она схватилась за кровать, чтобы не упасть. Свет стал пробиваться к ней сквозь ее затуманенное сознание.
Аманда испустила долгий трепетный вздох, думая, что он возвращается, и вскрикнула, когда ее веки вдруг раскрылись.
Но не его свет она видела. Утреннее солнце лилось сквозь оконные занавески прямо ей в глаза.
— Нет. — Ее голос задрожал, когда она наконец вернулась к реальности. — Все кончено. Он ушел.
