Ознакомительная версия.
– А если этот эмигрант заявит на меня в милицию? Наверно, эти документы для него очень важны…
– Если он бросится к ментам, ты пишешь заявление об изнасиловании и представляешь налицо все факты.
Я не удержалась и отвесила Глобусу звонкую пощечину. Глобус изменился в лице, достал пистолет и ударил меня рукояткой по голове. Я вскрикнула и чуть не потеряла сознание.
– Ты что, сучка, думала, что с тобой тут в детские игры играют?! Тут решаются серьезные дела. Я не Мазай и на баб не ведусь! Ты, овца проклятая, сделаешь все как положено. В противном случае не увидишь ни свою пацанку, ни свою подругу! Трахни этого комерса так, чтобы ему мало не показалось. Выкради бумаги, а утром иди к ментам и пиши заявление об изнасиловании. Комерс перепу– гается и будет тебя просить забрать заявление. Тут ты поставишь условие, что заберешь заявление только в том случае, если он откажется от своих документов и даст тебе двадцать пять тысяч долларов наличными. Двадцатку ты отдаешь мне, а пятерку оставишь себе за работу. Мы с тобой мирно расходимся и забываем о том, что знали друг друга в лицо.
– А если он не согласится на мои условия? – спросила я, медленно массируя голову.
– Он не дурак в тюрьме сидеть. Ему обратно в Германию надо. Главное, ты по уму все сделай. Что там при изнасиловании нужно? Покажешь разорванные колготки, сдашь анализы спермы… Видишь, я, как чувствовал, огрел тебя рукояткой пистолета. Покажешь ментам шишку, скажешь, что комерс бил тебя по голове. Короче говоря, ты не маленькая девочка. Мозги у тебя варят, нервы будь здоров, как у хорошего мужика. Только не забывай, что каждый твой шаг контролируется моими людьми. Если что-то сделаешь не так, навредишь сама себе. Нам твою пацанку прямо сейчас забрать или оставить пока?
Я всхлипнула.
– Если не будешь делать глупостей, мы ее не тронем. Да и твоя подруга пусть пока в ресторане поет. Она хорошо поет. Людям нравится. Но двое маленьких детей… Представляешь, каково будет детям, если они без матери останутся? Насколько я знаю, отца у них нет. Будут круглыми сиротами. Таких только в детский дом.
– Хватит! – с ненавистью крикнула я. – Я все сделаю, только замолчи, ради бога!
– Я и не сомневаюсь, что сделаешь. Бери конверт и иди приводить себя в порядок. В восемь часов комерс должен быть у тебя на крючке.
Я с трудом выбралась из машины и, смахнув слезы, спросила:
– А когда все закончится?..
– Не понял? – нахмурил брови Глобус.
– Я спрашиваю, что тогда?
– Ничего. Ты поотдыхаешь и поедешь в Москву. Комерс уедет по своим делам. Мы с тобой друг друга не видели и никогда не знали.
Прижав конверт со списком к груди, я зашла в пустой ресторан. Обслуживающий персонал готовился к приему первых посетителей. У стойки бара сидела Катька. Она уставилась на меня, словно на привидение.
– Наташка, ты чо?
– Ни чо, – передразнила я подругу и облокотилась о стойку бара.
– Ну говори, что случилось-то?
Я отрешенно взглянула на подругу и спросила каким-то чужим голосом:
– Где моя дочь?
– Как где? – пожала плечами Катька. – Ее моя мама к себе забрала. Ты же мою маму знаешь, она детей очень любит.
– А где твои дети?
– Ты что? Там же, где и твоя дочь.
– Тогда позвони и спроси, все ли нормально.
Катька испуганно потянулась к телефону. Позвонив матери, она с облегчением вздохнула:
– Все нормально. Дети играют у матери.
– Надо было сказать, чтобы она смотрела за ними получше.
– А она никогда не смотрела за детьми плохо. Можешь ты сказать, что произошло?
– Пошли в гримерную. Только прихвати что-нибудь выпить.
Зайдя в гримерную, я села прямо на пол, обхватила голову руками и дала волю своим чувствам. Перепуганная Катька уселась рядом и попыталась меня успокоить. Крепко обняв подругу, я, всхлипывая, рассказала о своем разговоре с Глобусом. Катька, уставясь в одну точку, судорожно курила, стряхивая пепел прямо на пол.
– Вот это мы вляпались, – наконец проговорила она. – Все из-за этого гребаного Мазая, будь он неладен. Хоть про покойников плохо не говорят, но я про него ничего хорошего сказать не могу.
Я взяла принесенную Катькой бутылку шампанского и, обхватив ее двумя руками, сделала несколько глотков. Потом передала бутылку Катьке. Она точь-в-точь повторила мои действия и поставила бутылку на пол.
– Вот тебе и курортный роман, – задумчиво сказала я. – Курортника жалко. Как я ему потом в глаза смотреть буду? Даже страшно подумать.
– И какого черта он в Ялту пришпарил? – Катька выругалась. – Сидел бы себе в своей Германии и носа не показывал. Такие, как он, должны на Кипре или на Канарах отдыхать!
– Он тут родился и вырос. Тут живут его родители.
Катька посмотрела на часы и тяжело вздохнула:
– Твой курортник придет через час.
Я быстро поднялась с пола, подошла к зеркалу и грустно посмотрела на свое отражение.
– Нужно привести себя в порядок. Не могу же я появиться перед ним в таком виде…
– Вся косметика на трюмо, – сказала Катька.
Я начала краситься, постоянно поглядывая на Катьку. Она по-прежнему сидела на полу и смотрела на противоположную стену отрешенным взглядом. Неожиданно она подняла голову и медленно затушила сигарету:
– Наташка, миленькая, ты только не подведи, – запричитала она точно так же, как бабы голосят по усопшим. – Я, конечно, понимаю, что этот курортник тебе очень дорог, но ведь дети дороже. Ему-то что, он в свою Германию вернется и деньги по новой наживет, а нам без детей жизни больше не будет! Выкради ты у него эти чертовы бумаги, будь они неладны!
Я подняла Катьку с пола:
– Хватит голосить. И так тошно! Я все прекрасно понимаю и сделаю все как надо. Успокойся, ради бога.
Катерина положила голову мне на плечо. Я чмокнула ее в макушку и подвела к зеркалу.
– Приведи себя в порядок. Тебе скоро петь.
– Если бы ты знала, как мне все это надоело, – с горечью сказала она. – Этот ресторан, эта сцена, эти пьяные рожи. Бросить бы все к чертовой матери и уехать куда глаза глядят, да, видно, судьба у меня такая, всю жизнь с микрофоном бегать.
Катерина пристроилась рядом со мной у зеркала. У нее заметно дрожали руки, и она несколько раз уронила подводку для глаз на пол.
– Успокойся, а то как только я на тебя посмотрю, так меня сразу колотить начинает, – сказала я раздраженно.
В половине восьмого Катерина пошла в зал развлекать публику, а я осталась в гримерной. Мне представился курортник, лежащий на пляже в своих огненно-красных плавках. Было жутко оттого, что мой курортный роман повернулся в такую непредсказуемую сторону. Больше всего на свете мне хотелось взять дочь и уехать в Москву, но я прекрасно понимала, что не могу этого сделать. Ровно в восемь я вошла в зал. За центральным столиком сидел Олег. Увидев меня, он удивился и быстро встал.
Ознакомительная версия.
