— Потому что хочу вас или потому что признался?
— Потому что… считаете, будто мне интересно быстренько переспать с мужчиной, которого я едва знаю.
— Вы меня знаете. — Он схватил ее за подбородок, снова поцеловал. — И насчет «быстренько» я ничего не сказал.
Она не успела ответить, Себастьян напрягся.
— Идут, — объявил он, не оглядываясь. Через его плечо Мэл увидела, как дверь открылась, брюнетка вывезла легкую коляску. — Перейдем на ту сторону, оттуда лучше видно.
Мэл снова насторожилась, Себастьян обнял ее за плечи как ради предосторожности, так и для успокоения. Мужчина с женщиной, обмениваясь репликами, вели легкий радостный разговор молодых родителей здорового ребенка. Слов не разобрать. Мэл бессознательно обняла Себастьяна за талию.
На глаза выступили жгучие слезы. Ох, как вырос малыш! Быстро превращается из младенца в карапуза. На ножках высокие красные башмачки, будто он уже ходит. Вокруг розовой мордочки длинные волосы, вьющиеся на концах. И глаза…
Мэл остановилась, закусила губу, чтоб не окликнуть Дэвида. Он взглянул на нее из ярко-голубой колясочки, взглянул прямо на нее, и улыбка в глазах сказала, что узнал, запищал, протянул руки.
— Мой парень любит хорошеньких женщин, — с гордой усмешкой заметил мужчина, проходя мимо.
Мэл приросла к месту, видя, как Дэвид вывернул шею, надул губы, издал протестующий вопль. Женщина наклонилась, заворковала.
— Он узнал меня, — шепнула Мэл. — Вспомнил.
— Да. Любовь трудно забыть. — Себастьян схватил ее, удержал. — Не сейчас. Позвоним Деверо.
— Он узнал меня. — Голос прозвучал глухо, поскольку лицо было прижато к прохладной льняной рубашке. — Со мной все в порядке, — твердила она, но не вырывалась.
— Я знаю.
Он прижался губами к виску, погладил ее по голове, ожидая, когда дрожь уймется.
В один из самых тяжелых моментов своей жизни Мэл стояла на тротуаре перед домом с голубыми ставнями и большим деревом на переднем дворе. В доме находятся Деверо и другой агент ФБР — женщина.
Дверь им открыла молоденькая брюнетка в халате, машинально наклонилась за утренней газетой, в глазах мелькнула искра страха или догадки.
Теперь из дома слышится горький плач. Хочется настроиться против его хозяев — и не получается.
Когда же они выйдут? Прошло уже больше часа. Сунув руки в карманы, Мэл расхаживала по тротуару. Деверо потребовал обождать до утра, и она всю ночь в отеле глаз не сомкнула.
— Может, в машину сядете? — предложил Себастьян.
— Не могу сидеть.
— Нам не позволят сразу его забрать.
Деверо объяснил процедуру. На анализ крови и сличение отпечатков понадобится много времени.
— Мне позволят быть с ним, черт возьми! Он с чужими не останется. — Мэл поджала губы. — Расскажите о них. Пожалуйста.
Себастьян ждал этой просьбы, отвернулся от дома, посмотрел Мэл в глаза:
— Она учительница. Ушла с работы с появлением Дэвида. Хотела проводить с ним как можно больше времени. Муж инженер. Восемь лет женаты, с самого начала пытались завести ребенка. Люди хорошие, очень любят друг друга, им нужна семья. Они были легкой добычей.
— Мне их жалко, — шепнула она. На ее лице отразилась борьба между сочувствием и гневом, справедливостью и несправедливостью. — Жалко, что кто-то способен воспользоваться любовью, потребностью в семье. Жалко всех, кто пострадал от этого.
— Жизнь не всегда справедлива.
— Жизнь иногда несправедлива, — поправила Мэл.
Еще походила, бросая мрачные отчаянные взгляды на эркерное окно. Когда дверь открылась, качнулась на каблуках, готовясь к броску. Деверо направился к ней:
— Мальчик вас знает?
— Да. Я уже говорила, он меня вчера увидел, узнал.
Агент кивнул.
— Он возбужден, плачет, швыряет игрушки, не слушает никаких уговоров мистера и миссис Фрост. Моя коллега старается его успокоить. Как я сказал, мы его заберем для проверки и оформления документов. Для него будет лучше, если вы поедете с ним в машине агента Баркер.
— Конечно. — Сердце бешено заколотилось. — Донован…
— Я за вами.
Мэл вошла в дом, стараясь не разреветься. Прошла по коридору к детской, перешагнув через пластмассового коня-качалку.
Голубые стены с изображением парусников. Кроватка у окна с движущимися цирковыми животными.
Все как было сказано. В горле пересохло. Абсолютно точно.
Потом она обо всем позабыла, наклонилась к ревущему Дэвиду, прижалась щекой к щеке, осушая слезы:
— Ох, малыш… Дэвид, сладкий маленький Дэвид! — Покачала на руках, утешила, убрала со лба влажные волосы, мысленно благодаря стоявшего спиной к ней агента. — Эй, да ты совсем большой. — Поцеловала дрожащие губки. Он икнул, протер глаза кулачками, устало уронил голову ей на плечо. — Мой мальчик. Поедем домой, да? Поедем к маме и папе.
— Никогда не смогу тебя отблагодарить. Никогда. — Роуз стояла, глядя в кухонное окно. Во дворе муж с сыном сидели на солнышке, катали яркий оранжевый мячик. — Смотрю на них и…
— Знаю. — Мэл обхватила подругу за плечи. Обе молча смотрели, слушали хохот Дэвида. Роуз крепко стиснула руку Мэл. — Потрясающе смотрятся, правда?
— Идеально. — Роуз промокнула платочком глаза и вздохнула. — Просто идеально. Как я боялась никогда больше его не увидеть…
— Не вспоминай. Он вернулся.
— Благодаря тебе и мистеру Доновану.
Роуз отошла от окна, но постоянно на него посматривала. Интересно, скоро ли перестанет дергаться, на секунду потеряв сына из виду?
— Можешь что-нибудь рассказать мне про тех самых людей? Агенты ФБР были очень добры и сочувствовали, но…
— Держали язык за зубами, — договорила Мэл. — Люди хорошие, Роуз. Хорошие люди, которым необходима семья. Совершили ошибку, доверились негодяям. Но от всей души заботились о Дэвиде.
— Он сильно вырос, ходить пробует. — В голосе слышится горечь матери, пропустившей драгоценные месяцы жизни сына. Но слышится и сочувствие к другой матери, которая в другом городе смотрит на пустую кроватку. — Знаю, они его любили. Знаю, как ей сейчас больно и страшно. Даже хуже, чем мне. Она уже точно его не вернет. — Роуз ударила по столу кулаками. — Кто это с нами сделал?
— Не знаю. Работаю.
— С мистером Донованом? Он проявляет такое внимание…
— Себастьян?
— Мы немножечко поговорили, когда он заезжал.
— Вот как? — Кажется, восклицание действительно прозвучало небрежно. — Заезжал?
Лицо Роуз смягчилось, она стала почти такой, как в безмятежные времена до похищения сына.
