– Вот видите, значит, я права, – удовлетворенно кивнула Мира. – Заметьте, он использовал костюм и реквизит – причем, по моему мнению, не только для маскировки. Его привлекал некий театральный флёр, своеобразная игра, ко всей ситуации он относится с долей иронии. Не исключаю, что жестокость для этого человека также является средством проявить свою… э-э-э… ироничность.
Мира закинула ногу на ногу, отхлебнула чаю и задумчиво посмотрела на Еву. Пожалуй, следует прописать ей витаминов – иначе она снова сляжет и не сможет довести это дело до конца.
– Возможно, убийства для него – это сцена, спектакль, в котором он имеет возможность проявить свое актерское дарование. И он получает от этого огромное удовольствие – от приготовлений, от каждой мелочи… Он труслив, но осторожен.
– Они все трусливы, – заметила Ева.
Мира покачала головой:
– Конечно, всякое убийство в известном смысле можно считать высшим проявлением трусости. Но с этим не согласится ни один убийца. Этот же человек, по-моему, отдает себе отчет в собственных страхах. Первым делом он накачивает свою жертву транквилизатором – не для того, чтобы избавить ее от боли, а чтобы она не сопротивлялась. Следовательно, он допускает возможность, что его жертва может одержать над ним верх. Затем он переходит к подготовке сцены. Он привязывает жертву к кровати и срезает с нее всю одежду. Заметьте, не срывает в ярости и спешке, а срезает – аккуратно и методично. Прежде чем перейти к следующему акту, он должен убедиться, что все декорации готовы: жертва обездвижена, беспомощна и полностью в его власти.
– Потом он ее насилует.
– Да, именно в этом беспомощном состоянии – связанную и обнаженную. Будь каждая из этих женщин свободна, она бы отвергла его, и он это знает. Он уже много раз бывал отвергнут. Но в данном случае – он хозяин положения. Поэтому он хочет, чтобы жертва не спала, была в сознании, чтобы она видела его, осознавала его власть над ней, боролась за свою жизнь, но не могла ничего поделать.
Слова Миры сплетались в красочные образы, и Ева чувствовала, что ей становится все хуже. Из глубин памяти начали всплывать опасные воспоминания и уже подбирались слишком близко к поверхности.
– Насильник всегда пытается доказать свою власть.
– Да. – Мира понимала, что творится в душе у Евы, и ей очень хотелось взять ее руки в свои. Но она этого не сделала – именно потому, что все понимала.
– Он душит их потому, что для него это является как бы продолжением полового акта, – решительно заявила Ева. – Руки, стиснутые на горле… Это очень интимно.
Мира едва заметно улыбнулась.
– Что позволяет вам делать подобные умозаключения?
– Не имеет значения. Вы подтверждаете все мои предположения относительно этого человека.
– Вот и замечательно. Гирлянда – это тоже реквизит, насмешка, ирония. Его подарок самому себе. Возможно, Рождество имеет для него какой-то особый смысл, а может, это просто некий символ.
– А почему он опрокинул елку в квартире Марианны Хоули и перебил все украшения?
Мира только пожала плечами, показывая, что не знает ответа на этот вопрос. И Ева ответила на него сама:
– Елка – символ праздника, украшения в виде ангелов – символ чистоты. Может быть, ему хотелось осквернить эти понятия?
– Возможно, – Мира кивнула. – Это вполне вписывается в его портрет.
– А броши и татуировки на телах жертв?
– Он романтик.
– Романтик?
– Да, в нем очень сильно романтическое начало. Он обставляет мизансцену так, словно жертва – это его любимая. Он дарит ей дорогое украшение – брошь, он не жалеет времени и сил, чтобы с помощью косметики сделать ее прекрасной. Иначе подарок был бы недостоин его.
– Вы считаете, что он знал их?
– Думаю, что да. А вот знали ли они его – это еще вопрос. Но он их знал, это точно. Он наблюдал за ними. Он выбрал этих женщин из множества других и долго изучал их. Осмелюсь предположить, что каждая из них в течение определенного времени действительно была его единственной любовью. Заметьте, ведь он не калечит, не уродует их, – проговорила Мира, подавшись вперед. – Он украшает их гирляндами, накладывает дорогой макияж – артистично, даже с любовью. Но стоит ему закончить свое дело – и все. Он опрыскивает трупы дезинфицирующим составом, как бы стирая себя с них. Он моется, трется мочалкой, смывая их с себя. А уходя, он ликует. Он победил! И настало время готовиться к новому походу.
– Хоули и Гринбэлм были совершенно не похожи друг на друга, – заметила Ева. – У них был разный круг общения, разные увлечения, разная работа.
– Но кое-что их все-таки объединяло. – Мира многозначительно подняла указательный палец. – Они обе были одиноки, небогаты и до такой степени хотели найти спутника жизни, что даже прибегли к помощи службы знакомств.
– Найти свою единственную любовь… – тихо проговорила Ева и отодвинула в сторону оставшуюся и на этот раз нетронутой чашку с чаем. – Благодарю вас.
Мира поняла, что гостья собирается откланяться, и решила переменить тему.
– Надеюсь, с вами все в порядке? – спросила она. – Вы полностью поправились после ранения?
– О да, я чувствую себя прекрасно.
«Нет, – подумала Мира, – вот в это я ни за что не поверю».
– Две недели в постели после тяжелого ранения – этого явно недостаточно.
– Я быстрее прихожу в себя, когда работаю.
– Да, я знаю, что таково ваше убеждение. – Мира снова улыбнулась. – Успели подготовиться к праздникам?
Ева с трудом удержалась от того, чтобы не съежиться в своем кресле.
– Да, успела купить кое-какие подарки.
– Представляю, как, наверное, трудно купить подходящий подарок для Рорка.
– Не то слово!
– Но я уверена, вы наверняка сумеете найти для него что-нибудь подходящее. Никто не знает его лучше вас.
– Иногда мне тоже так кажется, а иногда – нет. – Поскольку в последние дни Ева думала об этом очень часто, сейчас слова вылетали, словно сами собой. – Он прямо свихнулся на этом Рождестве: вечеринки, елки, подарки… А я-то думала, что мы подарим друг другу какие-нибудь мелочи, и на этом всё.
– Вы оба лишены воспоминаний детства, которые являются неотъемлемой частью большинства людей. Вы не помните о том, как накануне праздника ты ожидаешь чуда, о том, как утром после Рождества, выйдя из спальни, находишь под елкой яркие коробки с чудесными подарками. Мне кажется, Рорк хочет компенсировать это и создать такие воспоминания хотя бы сейчас. Для вас обоих. И, зная его, – Мира засмеялась, – я готова поклясться, что это будет нечто особенное.
– Насколько мне известно, он уже заказал небольшую еловую рощу.
– И прекрасно! Не подавляйте в себе ожидание праздника и чуда – это будет лучшим подарком для вас обоих.
– Когда имеешь дело с Рорком, у тебя не остается выбора. – Ева встала. – Спасибо, что потратили на меня время, доктор Мира.
– И последнее, Ева. – Мира тоже поднялась из-за стола. – На данном этапе преступник не представляет опасности ни для кого, кроме тех женщин, которых он уже выбрал. Он не станет убивать без разбора, без цели и без плана. Но я не поручусь, что однажды все не изменится, и тогда…
– Я тоже думала об этом. До встречи, Мира.
Войдя в свой домашний кабинет, Ева застала прелюбопытную картину: Пибоди и Макнаб сидели бок о бок возле компьютера и рычали друг на друга, словно два бульдога, которые не могут поделить кость. В другой ситуации это позабавило бы Еву, но сейчас она не почувствовала ничего, кроме раздражения.
– Брэк! – рявкнула она, и парочка немедленно заткнулась, насупившись и обмениваясь неприязненными взглядами. – Докладывайте.
Они начали говорить одновременно, перебивая друг друга и стараясь перекричать один другого. Ева терпела это секунд пять, а потом оскалила зубы, и это произвело на спорящих эффект холодного душа. Они мгновенно умолкли.
– Пибоди?
Бросив на своего неприятеля торжествующий взгляд, Пибоди заговорила:
