Код от меня никто никогда не скрывал. Он знал, что все останется как есть. Что я никогда себе не позволю ничего против, но только не сегодня. Выгребаю наличные, небрежно запихиваю в сумку. Набиваю доверху, еле замок сходится.
Я, если что, не ворую. Это компенсация за жизнь с террористом. Пусть я мало знала отказа в финансовых вопросах, точнее никогда. Грех жаловаться, роскошь окружает с младых лет, просто эти деньги вынужденная мера.
— Привет тебе, Давид. Жалко у нас не было кошки, положила бы тебе сюда содержимое лотка.
Не знаю, что со мной творится, но в запале рисую черным маркером на благородной поверхности стола послание в пешее эротическое путешествие, адресованное Барскому, и выметываюсь из дома навсегда.
Вру, пнула еще стол и рассыпала драные листы по всей гостиной.
В машине у Славы начинается отходняк. Детское поведение и свинячество крайне недальновидный и глупый поступок. Но дело уже сделано, назад не вернуть.
— Что трясешься?
Тру ладони, чтобы скрыть мелкую дрожь. На самом деле у Воронова в машине очень жарко, а меня трясет. Неровными движениями поправляю волосы и пытаюсь улыбаться. Слава и так возится со мной без конца, нельзя же быть в состоянии постоянного неадеквата. Ей-богу, как у него терпения хватает не понимаю.
— Все в порядке.
— Дина, как же ты вещи дотащила? Если бы знал, что так много, то безусловно встретил.
— Я такси брала. Ничего страшного. Слав, не говори ему, что знаешь обо мне. Пожалуйста.
— О чем речь? — вскидывает бровь, не отрывая взгляд от дороги. — Не переживай. Но работать ты у меня остаешься.
— Я не знаю, — мнусь, высказываю свои опасения, — Давид может прийти, как в прошлый раз. Кричать не будет, он не площадный скандалист, но вытащить меня на разговор вполне себе. Репутация центра… Мне не хотелось бы, понимаешь?
— Дин, ты просто можешь не говорить ему, где живешь, вот и все. Не думаю, что будет следить. Для Барского это слишком. Если придет, звони мне. Думаю, вопрос решим.
Киваю.
Мы какое-то время едем молча. Есть время подумать над дальнейшей жизнью. Несомненный плюс в карму Воронову за то, что отказался наседать на меня. Принуждать к отношениям никто не собирается. Сказал, что если я сама захочу, то тогда можно рассматривать варианты, а так он ни-ни.
Если перестанет устраивать жизнь в корпоративной квартире Славы, уеду в любой момент. Теперь пришло мое время. Я сама строю свою жизнь. Сама!
Но прежде мне нужно завершить еще одно дело. Важное и очень мерзко-противное.
В квартиру неплохо купить небольшие мелочи. Тут царит спартанская обстановка. Нет, все чисто, красиво, но бездушно. Казёнка какая-то. Только выбирать мне теперь не приходится. Что есть, тому должна быть благодарна.
Слава звал к себе, предлагал лучшие условия. Отказалась, конечно. Сколько можно зависеть от мужиков. С меня хватит. Наелась по самые ноздри. Всю сознательную жизнь я кому-то постоянно должна. Выполняю прихоти, вхожу в положение, пытаюсь быть хорошей дочерью. А когда мне жить свою жизнь?
Я безусловно благодарна Воронову, но вступать в ту же лужу на переменном этапе не намерена. Устала от любых отношений, поэтому сорри, но нет. Хочу побыть одна. Расставить в голове все по полочкам, понять, чем хочу заниматься, где могу реализоваться и все такое.
Пока ворочаю в голове мысли, брожу по квартире, отмечаю необходимые покупки. Холодильник неожиданно наполнен продуктами. Овощи, зелень, мясо, рыба. В шкафу нахожу пасту, пластины для лазаньи и рис. Посуда тоже имеется. Стоит в коробках. Все абсолютно новое. Пф-ф-ф… Подготовился.
— Да, мам, — принимаю звонок.
— Немедленно. Сию секунду ко мне. Быстро! — чеканит ледяным голосом.
Ясно. Не успела переночевать в новом жилище, как мать узнала, что я ушла от Барского.
Мне понятна ее ярость. Мать не любит, когда что-то идет не по плану. Она четко структурированная женщина, маниакально нацеленная на результат. Развернетесь хляби небесные, но Аделина Доронина цели достигнет в любом случае. Плохо, что не знает, что только не теперь.
— Я планировала приехать вечером.
— Сию секунду. Нам есть что обсудить, дрянь ты такая. Сволочь неблагодарная.
— Мам, прекрати. Где папа?
— Папа? — неестественный смешок рвет перепонку. — В больнице. С сердечным приступом.
— Поеду к нему.
— Немедленно ко мне. Я сказала!
Мгновенно закипаю. Мне сколько лет? Три? Два? Кажется больше. Какого рожна? Отнимаю трубку от уха. Упираюсь рукой в край стола и пытаюсь отдышаться, чтобы не наговорить гадостей. Пусть хоть какая, но она мать, я не могу позволить себе гору ненормативной лексики в ее адрес. Но черт побери, как же хочется.
Спокойно. Я все равно собиралась. Парой часов раньше или позже без разницы. Значит отделаюсь раньше, чем планировала. Зато потом свобода. Не буду никому и ничего должна.
— Хорошо. Приеду.
Мать отключается, даже не попрощавшись. Фыркаю, качаю головой. Нужно как-то собраться, ведь скандал предстоит знатный. Освежаю лицо, натягиваю одежду. Сумка, телефон, ключи. Вроде бы все взяла. Вызываю такси и дождавшись, ныряю в салон.
Листаю телефонную книгу. От Барского ни слова. Да разве должно что-то прийти? Нет, конечно. Выбираю его контакт и удаляю. Ни звонить, ни говорить больше с ним не хочу и не буду. То, что он сделал… Люди так не поступают.
— Давид, больше ко мне не прикасайся.
— А то что?
— Не знаю. Только помни, что еще один шаг ко мне и ты пожалеешь.
С меня стекает грязь. Одежда порвана, волосы растрепаны. Белья нет. Я грязная. Грязная и нагло безжалостно использована.
— Приведи себя в порядок.
— Не хочу. Ты животное, Давид. Брал, насиловал, унижал. Есть в тебе что человеческое?
— Поэтому текла каждый раз? Потому что я животное?
— Я хочу, чтобы ты знал. Если я любила тебя, то теперь нет. Барский, ты уничтожил все, понимаешь?
— Иди, Дин, — устало машет рукой. — Завтра поговорим.
Никакого завтра у нас не случилось.
Дверь когда-то родного дома открыта. Мать сидит в кресле с видом человека, у которого рухнул весь мир. Подпирает виски и болезненно морщится. Подхожу ближе, присаживаюсь на стул. Нечаянно скребу тяжелой ножкой по натертому полу. Мать возмущенно вскидывает брови, очень выразительно и без слов указывает на оплошность. Забыла. Не трогать, не царапать, не бить.
— Мам, давай без истерик.
— Что?
Видит Бог, я хочу по-хорошему. Не с пустыми же словами пришла. Хочу предложить вернуть прошлую команду, что работала на отца. Я сама готова говорить с каждым. Это единственный путь, где можно встать на ноги и занять прежнее положение. Всего-то нужно людям дать нормальные
