— Аби, пожалуйста, — попросил Ник, приблизившись к ней на шаг. — Ты должна…
— Что должна? — перебила она его. — Слушать, как ты мне врешь? Или как она рассказывает о вашей необыкновенной любви? Господи, да мне глядеть на вас и то противно. — Она с отвращением скривилась. — Я ненавижу и презираю вас, мистер Бэннет.
Нику стало так больно от этих слов, как не бывало и от ударов в мальчишеских потасовках.
— Аби, пожалуйста…
— Я ничего не хочу слышать, — она задрожала как в лихорадке от злости на эту парочку. Ее затошнило. — Все неважно. Я ухожу. Ты выиграл. Это все — твое.
Она повернулась и вышла из магазина. Открыла дверцу машины, села за руль. Мотор взревел, она выехала из закоулка наперерез основному движению, с силой нажав на газ, так что потрепанная "тойота" взревела и рванула вперед, ничуть не уступая гоночной машине.
— Зачем ты это сделала? Могла бы отомстить мне, если уж очень этого хочется, не трогая Аби! — Ник со всей силы стукнул кулаком по прилавку.
— Я никогда никому не прощаю обид, — отчеканила Мэри. Она смотрела на Ника с ненавистью. — Ты предоставил мне одной расхлебывать кашу в Нью-Йорке. Всем нравилась эта элегантная пара: ты и я. И всем им нужно было объяснить, почему я теперь одна. Ну вот — теперь и ты один. Мы в расчете.
Она растянула губы в довольной усмешке, достала из красной сумки ключи от машины и собралась еще что-то сказать на прощание, но, взглянув на Ника, по-настоящему испугалась и ринулась к двери.
— Тебе на всех наплевать! Ты не думаешь ни о ком, кроме себя! Кто ты такая? Да ты просто красивая ракушка с гнилой душонкой! Ты мне отвратительна!
Конец его тирады Мэри услышала уже на улице.
Ник стоял посреди магазина, не в силах двигаться. Он молил Бога, чтобы с Аби ничего не случилось, чтобы она живой и здоровой добралась до дома, и тогда он все объяснит ей. Он сделает все, чтобы она поняла его. Конечно, она растеряна и сердится на него, но все в конце концов обойдется.
Будто невидимая рука берегла "тойоту" — сама Аби почти ничего не видела из-за слез. К тому же било в глаза яркое солнце… Она не выдержала головной боли и съехала на обочину. Здесь, под кронами придорожных деревьев, она остановилась и позволила себе выплакаться. Когда слезы перестали литься ручьем, она пару раз тяжело вздохнула и, откинувшись на спинку сиденья, прижала руку к животу, к тому месту, которое называют солнечным сплетением: оно ныло…
Аби попыталась взять себя в руки и стала вспоминать все, что случилось утром. Она методически восстанавливала в памяти минуту за минутой. Вот она вышла из магазина. Вот вынимает из машины две последние картины. Вот вносит их в магазин — и слышит голоса. Думая, что Ник разговаривает с покупателем, она спряталась, чтобы узнать, как он справляется без нее.
Аби прижала дрожащие пальцы к вискам. А потом… Она облизала пересохшие губы… Женщину, которая разговаривала с Ником, она узнала почти сразу же: это с ней болтала Ди, приняв ее за репортершу. Ник называл ее Мэри. Она не брала интервью — она говорила о "Кредите-Х". И называла его не Ник Маквэл, а Доминик… Доминик Маквэл Бэннет. Это именно он — президент "Кредита-Х"! Он приехал, чтобы разорить ее и забрать себе магазин. Когда она поняла это из их разговора, раздался выстрел…
Аби покачала головой. Нет, ни у кого не было пистолета. Выстрел был давно… Боль в голове стала невыносимой. Она прикрыла глаза и постаралась не поддаваться тьме, уводившей ее из реального мира в небытие. Прошлое проникало в настоящее, чтобы мучить ее. Она больше не могла противостоять панике и хаосу в своей душе.
"Господи, помоги! — взмолилась Аби. — Я теряю рассудок!"
Ей стало совсем плохо. Открыв дверцу, она ринулась в кусты, споткнулась о корягу и упала на четвереньки. Ее вырвало. Немного успокоившись, она сидя привалилась к стволу дерева в ожидании, когда пройдет мучительная дрожь.
Повзрослев на четыре года, она нисколько не поумнела. Эрик Далтон хотел сделать ее своей женой, а в общем-то использовать как билет в мир бизнеса, где все было подвластно ее отцу. Когда отца не стало, она оказалась не нужна Далтону. Ник унизил ее еще больше: он даже ни разу не намекнул на свадьбу — он просто хотел отнять ее любимое дело. А еще из одного только мужского тщеславия решил заполучить и ее тело.
Ник — прирожденный актер. Когда он разыгрывал перед ней прямодушного и любящего поклонника, у него была любовница. Аби даже застонала, вспомнив, как жаждала полного слияния с Ником.
Неужели она обречена на одиночество? За что судьба так жестоко карает ее? Может быть, грехи отца обрекут и ее на муки в аду?
Видимо, она потеряла свой магазин, так и не узнав, за какую же букву закона зацепилась компания… Она изо всех сил старалась взять себя в руки, чтобы разум окончательно не покинул ее. В Кэмден она решила не возвращаться: там был Ник со своей любовницей, а она не в состоянии видеть их. Аби с трудом перевела дух и встала. Надо уезжать.
Скользнув на переднее сиденье, она открыла сумку и проверила ее содержимое. В кошельке оказалось двадцать восемь долларов шестьдесят три цента. Комнату в отеле на это не снимешь. Чековая книжка! Аби перерыла все, но чековой книжки не было… Наконец она вспомнила, что оставила ее на тумбочке возле кровати.
Самое нелепое, что против нее оборачивалось ее же стремление к логике, порядку и справедливости. Будь у нее сейчас карточка "Кредита-Х", она могла бы нанять хоть целый дворец!
Она еще пошарила в кошельке, невесть на что надеясь, и пальцы ее нащупали что-то металлическое… Ключ от квартиры Роберта Макдугала! Она не поверила своим глазам. Вот повезло так повезло! Там спокойно и пусто, да и ехать всего миль сто, не больше. Бензина у нее хватит. На еду денег достаточно. Можно даже купить еще одно платье. И будет время подумать, принять разумное решение.
Сложив все обратно в сумку, Аби оправила платье и завела машину. "Тойота" заняла свое место в потоке машин, уверенно ведомая своей хозяйкой.
Аби положила на тарелку два очищенных от скорлупы яйца. Интересно, какой уровень холестерина у нее в крови, если она уже пять дней ест одни только яйца да крекеры? Она поморщилась, глядя на стену, увешанную часами разной формы. Семь часовых механизмов, сделанных из разных материалов, показывали одно и то же время — час. То ли дня, то ли ночи. Она ест, но что у нее за трапеза: завтрак? обед? ужин? — она не знает. Минуты и часы соединились для нее в дни, которые не имеют названий. Жизнь стала такой же безвкусной, как еда, которую она старается затолкать себе в рот…
Аби отодвинула тарелку и обхватила руками голову. Всю неделю она анализировала свои поступки и ненавидела свою опрометчивость. Мужчины унижали ее дважды. Ладно, в первый раз она была молода, глупа и пассивна. А теперь? Теперь она сама страстно шептала слова любви, сама просила ласки, сама все о себе рассказывала…
