— Да как подъехать, Игорь Владимирович? Вы со мной даже по телефону ни разу не поговорили Меня небось взашей вытолкали бы из вашей серьезной организации — сказали: не звал тебя капитан Никоненко, что ж ты, незваный, явился!
Игорю Никоненко было тридцать четыре года. Из них последних лет… сколько же?.. да, пожалуй, десять он работал там, где работал. Ничего он не приобрел на этой своей работе — ни богатств, ни знатности, ни счастья, — зато научился отлично разбираться в людях.
Павел Степанов ему нравился, и разговаривали они на одном языке, а это было большой редкостью. Поэтому капитан Никоненко позволил себе улыбнуться настоящей, нормальной улыбкой, протопал в кабинет, сел к столу и вытянул ноги.
— Здрасьте, мужики, — сказал он прорабу и Чернову, и после этого приветствия всем заметно полегчало. Кавалергарда Белова на этот раз видно не было. Наверное, он на… где там их офис?.. на Большой Дмитровке, вот где. Вместе с персиковой и шелковой Клаудией. — Не буду я вам голову морочить, Павел Андреевич, — сказал капитан Никоненко поспешней, чем ему хотелось бы, — Муркин ваш погиб в результате несчастного случая. Состава преступления не обнаружено. Так по крайней мере наши специалисты решили.
Капитан помолчал, занятый изучением давешнего бронзового чудища на черном Степановом столе. Было очень тихо.
Даже потенциальная вампирша Тамара перестала сопеть за дверью, осознав важность момента.
— Так что правильно сделали, что не приехали, Павел Андреевич, — продолжил капитан Никоненко громко и вернул чудище на стол. Оно сильно грохнуло о крышку. — Нечего вам было ко мне приезжать, только бензин жечь… Вы нам больше не интересны, ездить мы к вам не будем, разбирайтесь сами как знаете. Всякие службы и инспекции по труду и технике безопасности мы, само собой, в известность поставили. Но что-то мне подсказывает, что вы к этому делу привычные. Разберетесь.
— Разберемся, — согласился Степан.
Чернов зачем-то негромко матюгнулся и затих. Прораб сидел не шевелясь, даже лысину не скреб под бейсболкой.
— Разберемся, — повторил Степан, и непонятно было, рад он или нет, что не было никакого убийства, а была обычная бытовуха по пьяной лавочке. — Так что произошло-то? — спросил он Никоненко с раздражением. — Почему Муркин в котловане оказался, если никто его туда не толкал?
— Ночь сырая была, дождь прошел. Он на глине поскользнулся да и упал… — Капитан пожал плечами. — И на грудь он принял не так чтобы… бокал шампанского. Хорошо принял, конкретно. И место есть, где он поскользнулся, и на ботинках глина с этого места есть. Ударился сильно, височной частью. Вот, собственно, и все, что произошло, Павел Андреевич.
Степан хмуро смотрел на свои руки, в которых неизвестно откуда взялся телевизионный пульт. Телевизор стоял в «предбаннике», и как пульт попал на стол, было для Степана загадкой.
Пульт был изящный, длинный — шедевр эргономической мысли, — а пальцы толстыми и неповоротливыми, как переваренные сосиски.
— Вы с официальной версией не согласны, Павел Андреевич? — спросил капитан с простодушным любопытством. — Вам известно что-то, что осталось неизвестным нам?
— Да что вы! — не выдержал Чернов, переводя взгляд с капитана на шефа, который в присутствии посторонних, да не просто посторонних, а опасных посторонних, вел себя как идиот. — Все, что нам было известно, мы вам как на духу еще тогда рассказали…
— Да рассказать-то рассказали, — согласился капитан Никоненко, — только вот Павел Андреевич сомневается что-то.
— Он не сомневается! — Чернов посмотрел на Степана, и во взгляде у него было непонимание и отвращение к начальнику, который вздумал чудить в такой неподходящей компании. — Он просто пытается понять все, до конца. Он у нас всегда такой, дотошный…
— Черный.
Голос был холодный и злой. Чернов независимо пожал плечами и умолк.
— Ваш Муркин, насколько нам известно, не был ни председателем совета директоров «Лукойла», ни главой «Газпрома», — непонятно сказал капитан Никоненко и задумчиво щелкнул ногтем по носу бронзового чудища. — Все, что, могли, мы сделали, а дальше…
— Дальше, дальше, — пробормотал Степан и откинулся в кресле. И пультом почесал голову. — Дальше… Если по моей стройке шатается убийца, то это мои проблемы. Правильно я понимаю?
«Что он делает, мать его, — быстро и яростно подумал Чернов, — хочет по новой кашу варить?! Чего ему теперь-то не хватает?! Все же ясно! Нужно этого капитана провожать к Аллаху, а Степан привязался как банный лист…»
— Вы хотите серьезного расследования? — осведомился Никоненко холодно. — Правильно я понимаю?
Степан усмехнулся довольно мрачно.
— Вы все понимаете даже слишком правильно, — сказал он. — Странно, что вы все так правильно понимаете, Игорь Владимирович.
— Ну да, — протянул Никоненко неопределенно, — конечно. Откуда что берется?
— Кофе, Павел Андреевич! — доложила преданная Тамара. — Можно подавать?
— Подавай, — разрешил Степан с заметным облегчением. — Ты к Зине за пирогами сбегала?
— Сбегала, Павел Андреевич! Сегодня с мясом и рисом! Были с яблоками, я парочку взяла на всякий случай, если ваш гость любит с яблоками…
Тамара тараторила без остановки, расставляя на столе чашки, тарелочки с лимоном, плетенку с сухарями и пироги, дивной красоты пироги в выстланной чистой салфеткой мисочке.
Никоненко смотрел во все глаза. Тамара ухаживала за своим начальством с истовой радостью, как старая нянюшка за господами в фильме «Барышня-крестьянка».
Ни одной фальшивой ноты, отметил капитан Никоненко с уважением. Только искренняя, чистая радость и обожание.
Интересно, чем Павел Степанов внушил Тамаре столь светлое и пылкое чувство? Человек он не так чтобы приятный, а вот поди ж ты!..
И опять, как тогда, в первый раз, что-то странное почудилось капитану Никоненко во всем здешнем воздухе, что-то странное и неприятное, почти угрожающее, что обязательно должно произойти и произойдет, что бы ни думал капитан Никоненко.
— Так что можете вашего Муркина забирать, если родные так и не объявились, хоронить и так далее. С нашей стороны ни вопросов, ни пожеланий нет. — Никоненко откусил пирога и даже зажмурился от счастья. Ему было проще всех, и отчасти он даже жалел Павла Степанова. Капитан перестал отвечать за что бы то ни было с тех пор, как получил заключение о том, что Муркин погиб в результате несчастного случая. — Работу можете продолжать, по нашей линии никаких вопросов не будет.
— Это хорошо, — сказал Степан ненатурально бодрым голосом и тоже откусил от пирога.
