окрепнет…
– Схватили, в желтый дом и на цепь посадили… – как-то отстраненно, словно из книжки зачитывал, процитировал Ален.
– Тебе не кажется, что теперь ты сам преувеличиваешь?
– Ладно, – холодно произнес он. – Я подумаю над тем, что ты сказала. Иди отдыхай. На тебе тоже лица нет.
Надо же! Заметил! Соизволил!
– Ну… до завтра тогда.
Мия принялась дергать ручку, пытаясь открыть дверцу, которая почему-то не поддавалась, пока Ален, перегнувшись, не помог. Она выбралась из машины – не поцеловав его на прощанье! – и побрела к Янкиному подъезду. Только поднявшись на третий этаж, Мия вспомнила о традиционном поцелуе. Как она могла забыть?! Но ведь и Ален даже не попытался… Тоже – забыл?
* * *
– Не скучай, девочка моя!
Экранчик телефона еще светился некоторое время. Светились чуть прищуренные глаза Алена, светилась мальчишеская полуулыбка… Потом экран погас. Мия некоторое время глядела на темное стекло, прикусив губу. Значит, в эти выходные Ален с Лелей приглашены на чей-то семейный юбилей и увидеться опять не получится… Она переживет, конечно. Но – сколько прошло с их последней встречи? Неделя? Или даже две? Нет, не может быть, чтобы так много. Сегодня пятница, так? А когда они виделись, была суббота. Значит, неделя, даже чуть меньше? Но как же… В субботу у Мии была встреча с куратором, по курсовой работе. Значит, в предыдущую субботу? Почти две недели назад? А перед этим?
Как такое могло получиться? Не может же он все время быть занят! Или… может?
Собственно, сперва именно Мия была занята – сессия все-таки. Еще и за Янкой пришлось присматривать, чтобы она опять в свое уныние не свалилась.
После сессии все вроде вошло в свою колею. Звонки, свидания. В Прагу они, правда, так и не съездили, но все остальное вроде бы было как и раньше. И гадкий тот разговор в машине, кажется, забылся. А!лен даже благодарил ее за помощь с Янкой. Искренне благодарил или мелькала в его улыбке, в его теплом голосе ирония? Эдакие мысленные кавычки возле слов «забота» и «помощь»?
Возможно, так как его звонки стали реже. Встречи – тоже, но главное – звонки. Для свиданий нужно время, и тут действительно может мешать занятость. Но чтобы позвонить («Привет, ты как?»), достаточно минуты. Было бы желание.
Сама Мия не звонила, конечно, – старалась, по крайней мере. Потому что есть железное правило: звонить, проявляя интерес, должен Он. Ей же полагается этот интерес благосклонно принимать. Иначе мужчина – охотник по своей внутренней первобытной сути – заскучает. Принимать, впрочем, можно не только благосклонно (это поначалу) – можно и радостно, и восторженно. Но – принимать.
Терпения ей хватало.
Она даже на Янку не злилась. Та уж точно была ни в чем не виновата. И помощи она не клянчила. Принимать – принимала. Но – не просила, надо быть справедливой.
Справедливой? А с ней, с Мией, справедливо так обходиться?
О да, семейный юбилей – это серьезно. Полагается быть с женами. С женами… Проклятье!
Вот на кого она злилась, до звона в висках и белых мушек перед глазами! На Лелю! Законная супруга, подумаешь, какая цаца! Явилась из какого-то мордовского райцентра – и пожалуйста, все блага земные к ее услугам!
Да, Мия помнила, что из поселка с шелестящим названием Атяшево приехала в Питер не Леля, а ее мать, но какая разница! Сидели бы в своей Мордовии, кур доили, коров стригли, свиней пасли, да хоть груши околачивали! Нет, всех, видите ли, в центр тянет! А что делать тем, кто тут родился? Ей, Мие, пусть и не аристократке, рабочей косточке, но петербурженке до мозга костей, ей-то где себе место под солнцем искать? Ехать в это их Атяшево? Типа, круговорот людей в природе? Какого черта! Где родился, там и пригодился, разве не так?
Ну вот что в ней особенного? В супруге этой? Ну выглядит молодо, и что? Ну детей его воспитала – так они уже вполне взрослые, что ж теперь, до смерти за эту заслугу ей платить?
И ведь совсем недавно Ален чуть не каждый вечер – ну или хотя бы через день – заезжал к ней, к Мие! И даже ночевать оставался почти каждую неделю. И в поездки ее с собой приглашал. А теперь, выходит, Леля начинает брать верх? К ней он каждый день возвращается! И даже, быть может, не просто к ней? Может, и в супружескую постель тоже?! Думать так было невыносимо больно, словно рвалось что-то внутри. Но не думать оказалось еще хуже! Хотя вроде бы куда уж хуже!
С этим надо было что-то делать. Только что? Мия своих возможностей не переоценивала. Точнее, не своих, а… его. Мужчин не так уж сложно просчитать. И манипулировать ими – не велика наука. Махать перед носом вожделенной морковкой, пощелкивать кнутиком, подгоняя. Водить на веревочке. Но – до определенных пределов. Они у каждого свои, и обманываться тут – себе дороже.
Алена ведь, наверное, и можно было бы осторожно подвести к мысли о разводе. Можно… если б супруга ему хоть в чем-то, хоть чем-то, хоть на граммулечку мешала. Но она – умница-красавица – не мешала, принимала все, что он делал, как должное. И не перебарщивала, вот беда. Не корчила из себя страдалицу, которую обижает невнимательность мужа, но и не навязывалась со своим его обожанием. Некоторые жены своим бесконечным терпением пробуждают в легкомысленных мужьях чувство вины, так что, сходив налево, те принимаются усиленно замаливать грехи. И всем отлично. Да, бывает и так. Но у Гестов – не тот случай.
Нет, сейчас он отдалился вовсе не из-за жены.
Все-таки дело, должно быть, в Янке. В том разговоре. Не понравилась ему Миина о ней «забота».
И вот, пожалуйста: Мия почти физически чувствовала, как рвутся связывающие их сверкающие ниточки. Дзинь! Дзинь! И остается только пыль…
Да, Мия сама… ошиблась. Как воздушный гимнаст, нырнувший с подвешенной под куполом трапеции к другой, где ждут надежные руки партнера… Там стоит чуть изменить траекторию, и вместо привычной уверенной хватки ты встретишь лишь пустоту.
Она сама виновата в том, что Ален стал отдаляться.
Можно ли это как-то изменить – пока неясно.
Но все равно, хоть и сама напортачила, терять завоеванные уже позиции было обидно. И насолить ненавистной Леле очень хотелось. Ну хоть немножко!
Например, явиться к ней и с милой снисходительной улыбочкой рассказать, что Мия и Ален… в общем, про их отношения. Полюбоваться, как с красивого самоуверенного личика Янкиной мамаши сползает вечно сияющее выражение дружелюбия. Мие оно казалось до тошноты приторным. Легко излучать дружелюбие, когда у тебя все «в шоколаде». И в
