спросил, не глядя на меня: – Кого ты обычно сюда приводишь?
– Что? – Я недоуменно склонила голову набок. Я никогда никого сюда не приводила.
– Два стула. – Он кивнул на мой, потом на свой. – Для кого второй? – Его тон был небрежным, но за ним скрывались сильные эмоции.
– Ни для кого. Здесь два стула, потому что… – Я запнулась. – Не знаю. Наверное, я надеялась, что когда-нибудь найду человека, которого захочу сюда привести.
Глупые романтические мечты, как мы с таинственным парнем пробираемся сюда, чтобы целоваться, смеяться и болтать всю ночь, но шансы на это таяли с каждой минутой.
– Хм. – Рис помолчал секунду, потом спросил: – Хочешь, я уйду?
– Что?
Я как заезженная пластинка. Возможно, из-за травмы головы повредился мозг – прежде я никогда не была такой бестолковой.
– Похоже, здесь твое секретное место. Не знал, что вторгаюсь, когда пришел, – угрюмо сказал он.
Что-то теплое прокатилось по моему животу.
– Ты не мешаешь, – заверила я. – Останься. Пожалуйста. Я рада компании.
– Хорошо.
И он остался.
Я не смогла сдержать улыбки. Не думала, что мне понравится с кем-то делить это место, но присутствие Риса было мне приятно. Он не стремился заполнить тишину ненужной светской беседой, и его присутствие успокаивало, хоть и немного раздражало. Когда он рядом, я в безопасности.
Я вытянула ноги и случайно опрокинула пустую бутылку из-под вина, которая покатилась по полу к Рису. Мы одновременно наклонились ее поднять, и наши пальцы на секунду соприкоснулись.
Нет, даже не на секунду. На долю секунды. Но этого оказалось достаточно, чтобы по руке и по позвоночнику пробежал ток.
Я отдернула руку, и кожу обжег жар, когда он взял бутылку и поставил ее с другой стороны стула, подальше от наших ног.
Мимолетное прикосновение показалось неприличным, будто мы совершили нечто запретное. Смешно. Мы даже не хотели. Это была случайность.
Ты слишком много думаешь.
Из-за облаков выглянула часть луны, и по башне разлился свет, озарив лицо Риса. Оно казалось мрачнее, чем минуту назад.
Тем не менее он был прекрасен. Не как идеальная скульптура античного бога, а как он сам, простой и беззастенчиво мужественный. Темная щетина, маленький шрам на брови, стальные глаза…
Внутри все перевернулось – я изо всех сил старалась не думать об уединенности этого места. Мы можем делать что угодно, и никто не узнает.
Никто, кроме нас.
– Слышал, на следующей неделе мы уезжаем, – сказал Рис. Мне показалось, его голос прозвучал напряженно, будто он тоже противился чему-то, что не мог полностью контролировать.
– Да. – Я надеялась, мой голос дрожал не так сильно, как мне казалось. – Состояние дедушки стабилизировалось, и нужно завершить дела в Нью-Йорке, прежде чем я перееду сюда.
Я осознала свою ошибку прежде, чем слова слетели с губ.
Я еще не рассказывала Рису об отречении Николая, а значит, он не знал о моих планах вернуться в Атенберг. Навсегда.
Рис замер.
– Переедешь? – Он говорил спокойно, но в глазах собиралась буря. – Сюда?
Я тяжело сглотнула:
– Да.
– Ты не говорила мне об этом, принцесса. – Голос все еще спокоен, но все еще опасен, как затишье перед бурей. – Наверное, и мне стоит быть в курсе.
– Решение не окончательное, но план таков. Я… хочу быть ближе к дедушке.
Отчасти это было правдой. Он хорошо восстановился, и за ним круглосуточно наблюдали специалисты, но я все равно беспокоилась и хотела быть рядом. Впрочем, как кронпринцессе, мне следовало вернуться в Атенберг и для обучения. Я уже отстала на десятилетия.
Ноздри Риса раздулись.
– Когда ты собиралась мне сказать?
– Скоро, – прошептала я.
Дворец держал отречение Николая в строгом секрете, и я не могла говорить о нем до официального объявления. Я могла бы и раньше сообщить Рису, что возвращаюсь в Эльдорру под предлогом болезни дедушки, но мне хотелось как можно дольше притворяться, что все нормально.
Глупо, но в последнее время я неважно соображала и не могла объяснить собственные действия.
В глазах Риса что-то мелькнуло. Если бы я его не знала, подумала бы, что ему больно.
– Что ж, теперь ты наконец сможешь от меня избавиться, – невозмутимо сказал он, но его лицо словно окаменело. – В понедельник я поговорю с боссом, и начнем оформлять документы для увольнения.
Увольнения.
Мое дыхание, мое сердце. Замерли.
– Ты уйдешь?
– Здесь я тебе не нужен. У тебя есть королевская охрана. Я подам в отставку, или дворец расторгнет контракт. Финал один.
Эта мысль не приходила мне в голову, но он был прав. Дворец нанял Риса, чтобы не отрывать членов Королевской гвардии от семей, пока я жила в США. Теперь, когда я возвращаюсь, наемник больше не нужен.
– Но я…
Ты мне нужен.
Да, мы с Рисом поладили не сразу, но теперь я не могла представить жизни без него.
Похищение. Выпускной. Болезнь дедушки. Десятки поездок, сотни событий, тысячи крошечных мгновений – например, когда я заболела, он заказал мне куриный суп, или, когда я оставила дома куртку, он одолжил мне свою.
Он прошел со мной через все.
– Значит, все. – Я сморгнула боль в глазах. – У нас остался месяц, а потом ты просто… уйдешь.
Глаза Риса потемнели до черноты, а на подбородке дернулся мускул.
– Не переживай, принцесса. Может, твоим телохранителем снова станет Бут. Как в старые добрые времена.
Меня вдруг охватила необъяснимая злость. На Риса, на его небрежный тон, на ситуацию в целом.
– Может быть, – выпалила я. – Жду не дождусь. Он был лучшим из моих телохранителей.
Удар ниже пояса – и, судя по тому, как замер Рис, точно в цель.
– Отлично. Значит, все от этого только выиграют, – сказал он ледяным, сдержанным тоном. Встал и пошел к выходу, не оглядываясь.
За ним захлопнулась дверь, и я подпрыгнула.
Боль в глазах усиливалась, и наконец по щеке скатилась слеза. Я сердито ее вытерла.
У меня не было причин плакать. Я много раз меняла телохранителей и привыкла прощаться с людьми. Мы с Рисом проработали не так долго. Бут провел со мной четыре года, и я не плакала, когда он ушел.
Упала еще одна слеза. Я вытерла и ее.
Принцессы не плачут. В голове раздался строгий голос Элин.
Она права.
Я не проведу последний месяц свободы, страдая по Рису Ларсену. Мы вернемся в Нью-Йорк, я улажу дела и буду наслаждаться каждой минутой оставшегося времени как простая принцесса, а не будущая королева.
К черту приличия и протокол. Если я когда-нибудь и смогу пожить в свое удовольствие, то именно сейчас.
Рис имеет что-то против? Его проблемы.
3 недели спустя
У
