стреляющих по паркам не только сигаретку, но и одиноко гуляющих дамочек, дабы провести с теми весёлую ночку.
В общем так или иначе, но я сделала вид, что не замечаю его странноватого предложения. В наших культурных лабиринтах Московской Богемы было принято сначала задурить дамочке голову, а уж потом – невзначай напоив подружку каким-нибудь подвернувшимся под руку пойлом – затаскивать в постель. А порой и проще: повалить где-нибудь между мольбертами, подрамниками и столиком с закусками. Так, пьяные в хлам, мы традиционно предавались молодости с её главными ценностями: общаться, общаться, и ещё раз общаться…
Американец явно недооценил моей традиционности.
– А собственно чем плоха идея? Мы вполне можем начать её осуществление, куда двинемся: направо или налево? – Я соорудила милую наивную улыбочку покладистой малышки.
Он незаметно хмыкнул и выбрал налево. Мы двинулись по дорожке в сторону замка…
– А вы, однако, кто? Парижанин?
– О, нет. Я американец, приехал по делам. Меня зовут Стивен. А вас, милая леди? – он был вкрадчив, чисто умудрённый шпион из восточной сказки, и интеллигентен – сродни дипломату – также восточного розлива! И только глаза: чуточку меня пробуравили, – как если бы чёрный муравейка заполз куда-то под куртку… и куснул. Но, может, вернее было бы сказать – протиснулся в голову? И там кольнул-торкнулся во что-то нераспознаваемое? А это «что-то» сразу отозвалось.
Это был мой парень! Я сразу почувствовала его несанкционированное вторжение. И мгновенно – автоматически подумала: вот так же без спросу, вежливо, ласково, и неожиданно – он в меня всадит свой инструмент, по самую рукоятку… пока я ничего и не заподозрю…
Это ж надо, чего деется! Куда это он сейчас торкнулся? Что это вообще за дела?
– Сразу на ум приходит Стивен Кинг, – заворковала я как ни в чём не бывало, снова натянув наивный прикид – а я Людмила: русская художница и возможно будущая писательница, тут временно. Приехала по путёвке, да задержалась. Туристической недели – для Парижа оказалось слишком мало. Теперь вот уже третий месяц исследую парижские закоулки. А как вы тут оказались?
– По делам личного свойства, выдалось время – вот прогуливался, увидел вас, решил, что мы можем объединить усилия по исследованию парижских парков. А так да – вы правильно сказали, моя фамилия и вправду Кинг. Досталась по отцовской линии, он когда-то себе сам изменил фамилию. В те годы это позволялось. Такая фамилия его возвышала. Отец не был сильно успешен, и многого не мог себе простить. Даже фамилию. Но это не важно. Вы хотите зайти внутрь дворца?
– Нет, я там уже была. Расскажите что-нибудь о себе?
– Чтобы вы снова ухмыльнулись? – Он опять меня обезоружил.
Это было ужасно! Стоять напротив незнакомого по-сути мужчины – как будто голая. Сразу расхотелось шутить. Казалось, он начал то, что по моим подозрениям собирался сделать гораздо позже, в закрытом месте, наедине… Он меня раздевал.
Сильное желание отпихнуть его откровенность и одновременно удивление охватили меня! Ведь я сама практиковала нечто подобное: говорила людям в лицо то, что они вообще-то довольно усердно скрывали! И не только от посторонних, но и от самих себя…
И это же – он проделал со мной?
Вот так просто – без ужимок, фальшивых кривляний, прикидов под юмор?
На меня напал ступор… ступор девочки, тайно ошарашенной и уверенной, что её поймали, не спрячешься – будет видеть насквозь… я застыла на мгновение, показавшееся, как пишут в романах, вечностью.
– Да нет, конечно, с чего вы взяли, что я ухмылялась?
Вместо ответа он тоже ухмыльнулся. Я увидела самою себя его глазами. Да и чёрт с ним! – В эту минуту я и поняла, что плотно сижу на крючке. И теперь, куда бы он ни позвал – просто пойду, кусая губы и упрекая себя, а потом оправдывая какой-нибудь быстро подвернувшейся для самозащиты идеей.
Но, собственно, а что мне было терять? Разве люди путешествуют по городам и весям не для того, чтобы заводить романы? Или мне предложили некую «грязную пилюлю» вместо жемчужного ожерелья на рождество? Ничего нового, просто форма предложения чуточку прямолинейна.
– Так вы что, в самом деле полагаете, что нам будет не плохо провести вместе время? Раз вы меня так хорошо понимаете? Как по вашему я отнеслась к сделанному вами предложению? – и я вернула традиционно-нахальную ухмылочку туда, где она жила уже много лет – прописанная на моей физиономии. Это была моя естественная форма лица. Обычно эту деталь – не знаю уж, как удачно, но я всегда распрямляла на время общения с посторонними.
– Я так понимаю, вы решили, что я пошутил. И не ошиблись, я и вправду пошутил.
Ухмылка сползла с моего лица, как смытые грибным дождём румяна!
Он пошутил… Вот же чего деется!
А я уже поймалась.
И теперь бери, что называется, ежа без варежки: буду висеть аки лапша на вилке потрошителя перед тем, как он меня слопает.
– Да похоже это уже без разницы… Я кажется в вас влюбилась… – диафрагма внутри моих лёгких заметно опустилась, живот и плечи расслабились, всё тело как-то странновато поникло… как если бы ощутило себя жертвой сложившихся обстоятельств. – Не его жертвой, нет, конечно… он-то оказывается «пошутил»…
А я нет. Я попала.
Вот так мы и познакомились.
Почти так оно и случилось. Он что-то изредка шептал, ласковый и бережный, я млела в паутине его касаний, и внезапно: устремлённо и остро – одним движением!
И мгновенная пауза…
Конечно, он овладел мною, когда я уже давным-давно изнывала в ожидании… уже много-много раз телодвижениями самого недвусмысленного рода как бы прозрачно намекала, мол, пора! «Уже падают листья и осень в смертельном бреду»… Но всё равно он сделал по-своему… и опять неожиданно, когда я умаялась «намекать»… Чортов американец!
Вся моя бабская сущность беспомощно заголосила: – куда! Куда ты блять… Назад, вперёд… Где ты! – Бёдра забились, стремясь вверх… И не находили желанного продолжения, нужной позиции, и всё искали, искали, но всё напрасно – он выжидал…
В конце концов, снова и снова останавливаясь – применяя скромную технику выжидания… – когда я уже совсем не хотела ждать! Технику такую же простенькую, как железным ломом по балде – он меня измотал так, что в конце нашего приятного знакомства я полностью утеряла всякие силы и лежала бездыханная, точно мокрая простыня… а он всё ещё изучал меня, блуждая ладонью по поверхности тела – будто бы
