– Дождь перестал.
Ева никак не ожидала подобного приема и потому несколько смутилась, но спустя мгновение ответила:
– Да, сэр.
– Послушайте, Даллас, это же, в общем, хороший город! Легко забываешь об этом, глядя на него из этого кабинета. Но город, в общем-то, хороший. Хотя сейчас мне трудно себя в этом убедить.
Ева не знала, что ответить, и молча ждала.
– Я поручил это дело вам, хотя формально должен был бы поручить его Деблински.
– Деблински – хороший полицейский.
– Да, хороший. Но вы лучше.
Ева не могла сдержать довольную улыбку, она и в самом деле была крайне польщена. К счастью, Уитни по-прежнему стоял к ней спиной.
– Я ценю ваше доверие, майор.
– Вы заслужили его. Поверьте, у меня были довольно веские причины нарушить субординацию и выбрать вас. Мне нужен лучший из лучших. Чтоб в лепешку разбился, но убийцу нашел.
– Майор, все мы тут знали прокурора Тауэрс. Во всем Нью-Йорке нет полицейского, который не был бы готов разбиться в лепешку, лишь бы найти ее убийцу.
Уитни глубоко вздохнул и повернулся к Еве. Несколько мгновений он молча смотрел на женщину, которой поручил расследование. Она была стройна и на первый взгляд даже могла показаться хрупкой. Но он знал, что это не так – у него были случаи убедиться, сколько силы и энергии заключено в этом изящном теле. Глубокие тени под ее карими глазами и бледность скуластого лица выдавали крайнюю усталость. Но сейчас он не мог позволить себе беспокоиться об усталости подчиненных.
– Сесили Тауэрс была моим другом – близким другом.
– Понимаю, – кивнула Ева, стараясь скрыть удивление. – Мне очень жаль, шеф.
– Я знал ее много лет. Мы ведь вместе начинали – амбициозный работяга-полицейский и юрист-трудоголик. А потом мы с женой крестили ее сына. – Уитни умолк, но почти сразу же взял себя в руки и продолжил: – Да, кстати, о ее детях. Жена как раз поехала встретить их. До похорон они будут жить у нас. – Прокашлявшись, он заговорил сквозь зубы, почти не раскрывая рта: – Сесили была одним из самых старых моих друзей. Я не только восхищался ею как профессионалом – я очень любил ее. Моя жена совершенно убита случившимся, а дети Сесили просто раздавлены горем. Единственное, чем я мог хоть как-то утешить их, это обещать сделать все возможное, чтобы найти убийцу их матери. Чтобы восторжествовало то, чему она отдавала все свои силы, – справедливость.
Уитни тяжело опустился в кресло. Сейчас он совсем не походил на начальника – перед Евой был просто безумно усталый человек.
– Я говорю вам все это, Даллас, чтобы вы поняли: в этом деле от меня не приходится ждать объективности. Я буду сама предвзятость. И поэтому я всецело завишу от вас.
– Очень благодарна вам за откровенность, шеф, – сказала Ева и на мгновение замолчала, взгляд ее стал жестче. – Я считаю, что как близкого друга жертвы вас следует допросить как можно скорее. И вашу жену тоже. Если вам обоим это удобнее, допросы я могу проводить у вас дома, а не здесь.
– Прекрасно, Даллас, – вздохнул Уитни. – Потому-то я и назначил вас следователем по этому делу. Немногие из вашей братии способны вот так прямо переходить к делу, невзирая на лица. У меня к вам только одна просьба. Вы сделали бы мне большое одолжение, согласившись пару дней подождать с допросом моей жены. И лучше будет не вызывать ее сюда, а допросить дома.
– Хорошо, сэр.
– Ну а теперь расскажите, что у вас уже есть.
– Я обследовала квартиру жертвы и ее рабочий кабинет. Из кабинета я взяла документы по делам, которые она вела за последние пять лет. Их надо внимательно изучить. Возможно, кто-то, кого она в свое время упрятала за решетку, уже вышел на свободу. Среди ее клиентов было довольно много обвиняемых в убийствах с особой жестокостью. И все они сели.
– Да, в суде Сесили была сущим тигром. Никогда не упускала ни малейшей детали, никогда не ошибалась. До сегодняшней ночи.
– Майор, скажите, как она могла очутиться там ночью? Вскрытие показало, что смерть наступила в час шестнадцать. Тот район не из приятных: грабежи, проституция; в паре кварталов от того места, где ее нашли, – известная точка торговцев наркотиками.
– Я сам себя все время спрашиваю об этом. И не могу найти ответа. Сесили была женщиной осторожной, но в то же время… как бы это лучше сказать… самонадеянной. – Уитни чуть заметно улыбнулся. – Как ни странно звучит, но это так. Она не сомневалась, что справится с любым подонком. Но чтобы сознательно подвергать себя серьезному риску?.. Не знаю, не знаю…
– В последний раз она выступала против некоего Флуэнтеса, обвиняемого в убийстве второй степени – задушил любовницу. Его адвокат настроен решительно, но Тауэрс все равно наверняка бы его посадила.
– Этот Флуэнтес – под стражей или на свободе?
– На свободе. До того не привлекался, так что его выпустили под смехотворный залог. Как вы думаете, могла Тауэрс пойти на встречу с ним?
– Совершенно исключено. Встретиться с обвиняемым вне зала суда значило бы заведомо проиграть дело. – Уитни задумался, вспомнил, очевидно, живую Сесили, и по его лицу пробежала судорога. – Этого бы она себе ни за что не позволила. С другой стороны, он мог обманом добиться встречи с ней.
– Я подумала об этом. Кстати, вчера вечером она собиралась поужинать с Джорджем Хэмметом. Вы знаете этого человека?
– Да, немного знаком. Сесили встречалась с ним время от времени. Но там не было ничего серьезного – во всяком случае, так утверждает моя жена. Она давно пыталась подыскать для Сесили «идеального мужчину».
– Майор, сейчас, пожалуй, самое время задать вам этот вопрос. Без протокола. Вы состояли с жертвой в интимных отношениях?
У Уитни дернулась щека, но выражение глаз осталось прежним.
– Нет, не состоял. Мы дружили, и я безумно дорожил нашей дружбой. По сути, она была членом семьи. Вы ведь понимаете, что такое семья, Даллас?
– Нет, – произнесла Ева без всякого выражения. – Боюсь, что не понимаю.
– Простите меня, – Уитни спрятал лицо в ладони и пальцами сильно надавил на веки. – Я не должен был спрашивать вас об этом. Впрочем, и ваш вопрос был не лучше. – Он отнял руки от лица и посмотрел на Еву. – Вам ведь не случалось переживать потерю очень близкого человека, Даллас?
– Не припомню ничего подобного.
– Это надолго выбивает из колеи, – пробормотал он почти про себя.
Его слова прозвучали более чем убедительно. За те десять лет, что Ева знала Уитни, она успела повидать его в самых разных состояниях. Он бывал раздраженным, нервно-нетерпеливым и хладнокровно-жестоким. Но никогда еще она не видела шефа совершенно раздавленным.
«Если терять близких так ужасно, можно считать, что мне сильно повезло», – мелькнуло у Евы в голове. У нее не было семьи, а от детства остались только смутные обрывки малоприятных воспоминаний. Более или менее отчетливо свою жизнь она помнила с восьми лет, когда ее, оборванную и всеми брошенную, добрые люди подобрали в техасской глуши. А что с ней происходило до того, не имеет никакого значения – по крайней мере, Ева всегда упрямо убеждала себя в этом. Она стала тем, кем была сейчас, благодаря лишь собственным усилиям. Конечно, у нее были друзья – люди, которым она могла полностью доверять. Но друзья – это все-таки не родные. Самые близкие отношения связывали Еву с Рорком. Этому человеку она отдавала все, что только могла отдать. Интересно, если бы ей вдруг пришлось потерять его – ввергло бы ее это в ту же пучину отчаяния, в какой оказался Уитни из-за смерти Тауэрс?
