Марсианину удалось наконец поставить свою «хонду» на тротуар, он снял с себя часть космического облачения и оказался молоденькой стройной блондиночкой. «Хонду» немедленно и с большим энтузиазмом пометил очаровательный сеттер, которого на поводке держала девушка. Если бы это была не хозяйка, а хозяин, бедного песика наверняка бы лишили возможности удовлетворить естественную потребность.
— Ну настолько-то подлой ты можешь быть, — милостиво разрешила я. — Такой вид подлости даже одобряю. Если я правильно понимаю, у мамули имеются средства на житье?
Лялька пожала плечами:
— Нам бы всем хватило половины. От дедушки с бабушкой у нее много осталось.
— А Миська что?
— Отбрыкивается. Пока ее дети были маленькие, я ничего не говорила, но теперь она могла бы хоть изредка… Ну да мамуля с ней запросто справится, у нее пробивная сила чудовищная. Ох, разболталась я что-то, но на душе полегчало. Впрочем, насколько я помню, у тебя в данной области всегда были весьма революционные взгляды. Погоди, сколько уже?..
Официант поставил перед нами бокалы с вином. Лялька нашла в сумке часы.
— О, еще успею. Отсюда на метро меньше десяти минут. Надо было заказать целую бутылку, вместо того чтобы с бокалами возиться. Кажется, именно от тебя я когда-то услышала о людях, которых никто не жалует…
— Ненавижу пиявок, — спокойно сказала я. — Считаю их самым омерзительным видом фауны.
— Фауны? — засомневалась Лялька.
— Ну не флоры же! Вот интересно, к кому они относятся — к земноводным, пресмыкающимся или вообще к моллюскам? Нет, не к моллюскам, это точно. Тогда, может, к червям? Черви ведь разные бывают. Или к насекомым?
— Насекомые летают.
— Смотря по обстоятельствам. Даже бабочки в виде гусениц ползают.
— А разве бабочка — насекомое?
— Холера, не поручусь… Но думаю, насекомое. А вот комар…
— Ты когда-нибудь видела гусеницу комара?
— Нет, а ты?
— Тоже нет.
— Слушай, ведь мы же не назюзюкались, правда? О чем же мы тут треплемся?
— О взглядах на характеры людей, — немного ядовито напомнила я. — И мы не назюзюкались, трезвые как свиньи и сейчас докажем это, разрешив проблему с пиявками. Вот скажи, чего у них наверняка нет?
Лялька так вся и всколыхнулась.
— Ну знаешь, ты таким голосом спросила… прямо как в школе. Наверняка у них нет ног. И скорлупы. Сама сказала — они не моллюски.
— Если говорить о внутренних органах, так у меня сомнения насчет сердца…
— Сердце! Точно, нет у них сердца! Безжалостно высасывают…
— Стоп! Я имела в виду орган как таковой, а не чувства.
Лялька упорствовала:
— Чувства я решительно исключаю. И пожалуй, мозга тоже нет. Хотя сомневаюсь…
— Я сомневаюсь также насчет печени, почек, селезенки и легких, — поддержала я. — Впрочем, насчет легких не уверена, мне и жабры не подходят. Желудок… о, вот! Она вся состоит из огромного рта и потом сразу кишечник, у нее и головы-то нет, один рот и кишечник, на конце которого дырка, через которую удаляется переваренная этим паразитом кровь. Да, правильно. Они кровососущие паразиты, вот кто такие пиявки!
— Так, говоришь, она вся состоит из пищеварительного органа, как змея из хвоста?
— Верно! У них есть пищеварительная система, а больше ничего нет.
— В это поверю, а что касается разных чувств — куда уж им. Наверняка нет у них моральной твердости… да и не только моральной…
Я во все глаза уставилась на Ляльку.
— Да ты не только не пьяная, но и очень умная! Твердости в них ни на грош. Потому что они беспозвоночные! И сдается мне, они каким-то боком относятся к плоским червям… Так?
Лялька охотно согласилась и предложила:
— Давай вернемся к началу. Сама удивляюсь, что я его так хорошо запомнила. Итак, пиявки тебе кажутся омерзительными…
— Ну да. И в эстетическом плане, и по части общения. Они паразиты. Не могут существовать без того, чтобы не сосать у кого-нибудь кровь.
— Ты вроде бы собиралась поговорить о людях, — напомнила Лялька.
— Вот и приступаю. К черту пиявки. Хотя из всех паразитов они самые мерзкие с виду, я собиралась обсудить других паразитов. Ведь некоторые очень даже привлекательны внешне. Взять хотя бы омелу. Или лианы. Но я не стала затрагивать омелу, ее паразитизм не всякий поймет, а вот пиявки всем понятны. А омелу редко кому…
— Допустим, я из редких…
— Ладно, допустим, — милостиво согласилась я. — Но я не выношу, когда людей используют без зазрения совести, обогащаются за их счет, эксплуатируют. Ненавижу паразитов. Ненавижу всех тех, кто внутри пуст и пытается заполнить эту пустоту чужим добром, материальным и интеллектуальным. Набить свое нутро чужим материалом, оказавшимся под рукой. Пусть потом этот материал, будучи использованным, превратится в переработанные отходы, отбросы, годные лишь на то, чтобы спустить их в унитаз. Паразиту это до лампочки. Он просто отправится на поиски новой жертвы. А ведь есть такие элементы, кто трогательно заботится о пиявках и тем самым наносит непоправимый вред обществу. Ослы безмозглые! А поскольку мы говорим о людях, которые в биологическом отношении во всем превосходят пиявок, то пусть они задумаются. О том, что они все же люди. Люди, а не какие-то ползающие кровососущие!
— Эк тебя задело! — удивилась Лялька. — Откуда в тебе это? Ведь мы же знаем друг дружку сто лет.
Вино все-таки явно способствовало искренним излияниям.
— Получается, что недостаточно знаем. Возможно, ты даже и не заметила, но и я в свое время отличалась некоторыми склонностями… использовать в своих целях ближних. Родных, знакомых. Паразитами становятся по лености, по расчету, по полнейшей собственной несостоятельности. Сдается, я одно время излишне часто прибегала к помощи людей, и не из лености, не по расчету, а просто потому, что вела такой интенсивный образ жизни. Словом, времени не хватало. Мне хотелось всего — и все было мне мало. Иной раз, даже не сознавая, что делаю, просто не подумав, обращалась с просьбой к человеку, в то время как он был занят не меньше моего. Ничего, мне очень скоро разъяснили неприличие такого поведения, и я устыдилась. Спасибо окружающим, они не горели желанием выступать в роли дойных коров и очень доступно дали мне это понять. Но ты не представляешь, сколько сил от меня потребовалось, чтобы сдержать свои паразитические наклонности! Я даже слегка перегнула палку и разрешила себя доить, потом опять спохватилась — тоже нехорошо, в общем, каторга и галеры. Вот откуда моя ожесточенность. Но зато я многое поняла.
Лялька молчала, уставившись на полураздетую девицу, соблазнявшую парня в машине. Похоже, они не договорились, парень уехал. Странно, девица-то вполне недурна собой. Лялька очнулась.
