Колыбель твоих оков - Лили Вайт

Я слышу, как женщина-ученый индийской внешности шмыгает носом, и я перевожу на нее взгляд. Она одаривает меня недовольным взглядом, и вид у нее такой, как будто она вот-вот чихнет. Не знаю, что я сделала, чтобы заслужить такую аллергическую реакцию на меня.

Профессор Лорэн больше на меня не смотрит, пока остальные члены комиссии задают мне вопросы о моем опыте работы в аспирантуре и планах на будущее.

— К сожалению, я не могу вас принять в свою группу, — неожиданно заявляет профессор Лорэн.

И я прихожу в ужас. Не знаю как, но за какие-то десять минут я уже свыклась с мыслью, что меня возьмут. Обычно на интервью приглашают уже тех, чьи шансы велики. По крайней мере, так говорит Бетан. Похоже, мое финансовое благополучие и продление американской визы горят синим пламенем.

Он не поднимает глаз и произносит своим глубоким голосом:

— Мне очень жаль, но в моей группе уже достаточно много человек, зато у профессора Рустерхольца еще есть свободные места, — усмехается Лорэн.

Профессор Рустерхольц сразу начинает судорожно кивать, как будто даже небольшая пауза будет считаться несогласием с Лорэном. Я замечаю, что все остальные члены комиссии смотрят на Лорэна так, будто боятся оскорбить его одним своим видом, наверное, поэтому они стараются делать то, что от них ожидается.

Что я знаю об Эммануэле Лорэне? Его боятся. Все хотят с ним работать. Его боготворят. Да, все три раза «да». Я задаюсь вопросом, как живет Эммануэль Лорэн, как проводит свой досуг, что он ест на завтрак, если ли у него та (или тот), кто называет его Эммануэль, а не профессор Лорэн, и готовит ли она (или он) ему этот завтрак?

Я чувствую себя пораженной собственными мыслями и быстро возвращаю себя в «здесь и сейчас». Какое мне дело до личной жизни потенциального работодателя? С каких пор я вообще думаю о таких вещах? Такое поведение недопустимо в научном мире.

— Вы все же сможете работать в моей лаборатории и пользоваться оборудованием моей группы. Можете завтра приступать, — добавляет Лорэн так, как будто это должно как-то смягчить его отказ. И… это имеет свой эффект, я больше не чувствую разочарования. Наверное, это даже к лучшему: быть в одной команде с таким научным гением — испытание не из легких, можно сойти с ума от требований к себе. К тому же, он меня пугает. Я не понимаю, чем именно. Дурацкая реакция. Я просто переволновалась из-за интервью.

Я горячо благодарю всех членов комиссии и, перед тем как уйти, оглядываюсь, чтобы в последний раз взглянуть на красавца-профессора, и встречаюсь с его тяжелым взглядом. Голубые глаза прожигают во мне дыру. Я моргаю и разрываю этот странный контакт.

Я выбегаю на улицу и глубоко вдыхаю свежий воздух так, будто я не могла полноценно дышать последние полчаса, и я даже не могу вспомнить, как выглядит интерьер кабинета, в котором только что была на интервью. Я иду к метро и пытаюсь понять свою собственную реакцию на случившееся. Вроде бы ничего не случилось, а то, что случилось, просто прекрасно — меня приняли на постдок в ведущую лабораторию университета, да что уж там, в ведущую лабораторию всей страны. И все же, почему меня так трясет? Ветер колышет мои длинные волосы, солнце все еще светит. Я смотрю на свои трясущиеся руки и не понимаю, что со мной происходит — может, я заболела? Неважно, я просто должна увидеть Бетан, я не могу сейчас болеть.

Я вновь прохожу через Гарвард-Ярд по направлению к Гарвардской площади, к станции метро, или, как я уже привыкла называть его, живя в Бостоне, «Ти». От станции Гарвард я еду домой по красной линии без пересадок, в этом есть определенное преимущество, если у жизни в Дорчестере могут быть таковые.

Поезд приходит быстро. Я захожу в старый красно-белый вагончик, сажусь на свободное место и пишу Бетан сообщение: «Все прошло хорошо, встретимся через час в нашем месте?» Ответ приходит быстро: «Супер, крошка! Жду не дождусь».

Так уж получилось, что Бетан называет меня своей крошкой. Виной тому, скорее всего, изначально являлся мой рост — по сравнению с рослой Бетан я действительно выгляжу Дюймовочкой. Со временем это мое новое имя стало отражать уже не столько мой рост, сколько ее дружеское отношение ко мне, и мне это очень нравится.

Я забегаю домой, чтобы быстро переодеться в удобные короткие шорты и первую попавшуюся майку на бретельках. Я быстро надеваю кеды и захватываю ветровку, вовремя подумав, что к вечеру может стать прохладнее. Вспоминаю, что хорошо бы поесть, с утра я только выпила кофе с крекерами. Но я решаю не терять время, перекушу в баре.

Минут через сорок я на месте. Я издалека замечаю Бетан, она уже ждет меня на тротуаре перед входом в бар, и вся ее поза выражает нетерпение. На ней светло-зеленая объемная, почти бесформенная, футболка и зеленые укороченные брючки более темного цвета. Зеленый цвет никому не идет и не украшает ни одного человека, и в таком одеянии другой человек вызывал бы ассоциацию с упаковкой зеленого горошка, но только не моя подруга. В своей яркой одежде, мягких сандалиях цвета кэмел, с блестящими темными волосами, собранными в хвост атласной лентой — Бетан, как всегда, собирает восхищенные взгляды всех прохожих и даже малышей, проезжающих мимо в своих колясках.

Надо сказать, я никогда не завидовала материальному благополучию и красоте моей подруги, как не завидовала кому бы то ни было другому. Если быть совсем честной с собой, иногда в глубине души я завидую высокому росту Бетан. Я всегда была маленького роста, и даже уже учась в старшей школе, я надеялась еще подрасти, носила обувь на высоких каблуках и на платформе. Но в какой-то момент я поняла, что мы все разные, все люди на этой земле — каждый уникален, даже близнецы не являются полностью идентичными друг другу. Тогда какой смысл сравнивать себя с кем бы то ни было или стремиться быть похожим на кого-то?

— Привет, красотка! — Бетан машет мне, и я подбегаю к ней, радостно обнимая ее высокую и стройную фигурку. Я замечаю на ее груди новую маленькую брошь в виде морского конька, украшенного прозрачными зелеными и белыми камнями. Я даже не сомневаюсь в природном происхождении и