Далее шел алфавитный список всех существующих в мире легенд о вампирах. Я кликнула сначала на Данага, филиппинского вампира, которому приписывают появление на островах съедобного растения таро. Миф рассказывал о том, что Данаг работал вместе с людьми на протяжении многих лет, пока однажды некая женщина не поранила себе руку. Данаг хотел помочь и отсосать кровь из раны, но вкус крови ему настолько понравился, что он не смог остановиться и выпил бедняжку до капли.
Я тщательно читала все описания подряд, надеясь наткнуться на что-нибудь подходящее случаю. Казалось, все мифы о вампирах вертелись вокруг прекрасных женщин-демониц и детей — несчастных жертв. Словно кто-то нарочно поставил себе цель объяснить высокую детскую смертность и оправдать склонность мужчин к изменам. Во многих историях фигурировали бестелесные духи и содержались предостережения против несоблюдения погребальных обрядов. Все эти сказки имели мало общего с сюжетами современных фильмов о вампирах. Лишь немногие из их героев, такие, как еврейский Эстри и польский Упырь, терзались постоянной и ненасытной жаждой.
Две статьи по-настоящему привлекли мое внимание: о румынском Вараколачи — могущественном живом мертвеце, который являлся в виде прекрасного человека с бледной кожей, и словацком Нелапси, существе настолько быстром и сильном, что ему ничего не стоило за один полуночный час истребить целую деревню. И еще одна — о Стрегони Бенефичи. Это была даже не статья, а короткое предложение: «Стрегони Бенефичи — итальянские вампиры, стоят на стороне добра и являются бессмертными врагами всех злых вампиров».
Было настоящим облегчением наткнуться на единственный миф о праведных вампирах после прочтения доброй сотни историй о вампирах преступных.
Однако совпадений с тем, что рассказал Джейкоб и с тем, что видела я сама, было довольно мало. Я составила в уме небольшой список и искала что-то похожее: сила, скорость, красота, бледная кожа, глаза, меняющие цвет. Плюс то, что добавил Джейкоб: пьют кровь, враги оборотней, холодная кожа, бессмертие. Было всего несколько сказок, в которых описывались бы подобные качества.
И была еще другая проблема, о которой я знала из фильмов и о которой вспомнила уже в ходе сегодняшних поисков — вампиры не могли появляться днем, так как солнце превращало их в горстку пепла. Днем они спали в гробах и выходили только по ночам.
В мрачном настроении я нажала кнопку и грубо вырубила комп, не озаботившись подождать завершения работы системы. Несмотря на раздражение, я была в полном смятении. Это же чистый идиотизм: сидеть у себя в комнате и всесторонне изучать вампиров. Да что это со мной? Я решила, что во всем виноват городишко Форкс — а может, если уж на то пошло, весь насквозь отсыревший полуостров Олимпия?
Мне было просто необходимо куда-то уйти из дома, но ближайшее хорошее место находилось в трех днях пути отсюда. Я все равно надела ботинки, не вполне понимая, куда пойду, и спустилась вниз. Натянув плащ и даже не взглянув в окно на погоду, я вышла за дверь.
Небо хмурилось, но дождь еще не начался. Я не остановилась возле пикапа и пересекла двор Чарли, повернув на восток, в сторону вездесущего леса. Очень быстро дом и дорога скрылись из виду. Теперь единственными звуками были хлюпанье мокрой лесной подстилки под ногами и внезапные вскрики соек.
На самом деле, я шла по небольшой лесной тропинке, а иначе, со своим «географическим кретинизмом», не решилась бы рисковать. Мне легко потеряться и в куда более людном месте. Тропинка вела все глубже в лес, почти все время на восток. Она змеилась, огибая серебристые ели, тсуги, тисы и клены. Я едва знала названия всех этих деревьев, и то лишь благодаря Чарли — он показал мне некоторые из них из окна патрульной машины. Многие растения были мне совсем незнакомы, а некоторые было просто не рассмотреть под покровом лишайников и прочих «зеленых паразитов».
Я шла вперед, пока злость гнала меня, но, остыв, замедлила шаг. С лесного полога над моей головой сорвалось несколько водяных капель — то ли начинался дождь, то ли просто неспешно возвращалась в землю вода, скопившаяся в ветвях деревьев. Недавно упавшее дерево — оно еще не успело обрасти мхом — опиралось о ствол своего живого собрата. В его тени нашлось небольшое укрытие, где можно было посидеть. Я сошла с тропы, пробралась сквозь мокрый папоротник и осторожно уселась на наклонный ствол, подложив под себя плащ. Прикрытую капюшоном голову я откинула назад, опершись затылком о второе дерево.
Место было совершенно неподходящее, но идти все равно было некуда. Темно-зеленый лес вокруг очень напоминал картинку из моего сна, что не добавляло душевного покоя. Шум моих чавкающих шагов стих, и вокруг стояла пронзительная тишина. Птицы молчали, а капли стали падать чаще, из чего я заключила, что снаружи все-таки идет дождь. Папоротники скрывали меня с головой, и я знала, что, даже если кто-нибудь пройдет по тропе в метре от меня, он меня не заметит.
Здесь, под покровом деревьев, ситуация уже не настолько поражала меня своим абсурдом, как дома. В этом лесу ничего не менялось тысячи лет. Среди его зеленого марева гораздо легче было поверить в легенды сотен земель, чем в моей опрятной спальне. Наконец, через «не могу», я заставила себя сосредоточиться на двух жизненно важных вопросах.
Первое. Возможно ли, чтобы то, что сказал Джейкоб о Калленах, было правдой? «Нет!» — громовым раскатом немедленно прокатилось у меня в голове. Было глупо и неправильно развлекаться подобными измышлениями. Но что с того? — спросила я себя. Не было никакого разумного объяснения тому, что я сидела здесь, живая и невредимая. Я снова мысленно пролистала свой список: нечеловеческая сила и скорость, цвет глаз, меняющийся от черного к золотому и обратно, нереальная красота, бледная, холодная кожа. И — мозг услужливо подкидывал еще идеи — они никогда не едят и двигаются с пугающей грацией. И то, как он иногда начинал говорить — с незнакомыми модуляциями голоса, фразами, более естественными для героя романа конца девятнадцатого века, чем для школьника века двадцать первого. Он прогулял урок, на котором мы определяли группу крови. Он отказался от путешествия в Ла Пуш только после того, как спросил, куда мы едем. Он, кажется, мог читать мысли любого знакомого человека… кроме меня. Он сказал мне, что он злодей, что он опасен…
Так могли ли Каллены быть вампирами?
Во всяком случае, они явно были чем-то. Чем-то, что перед моим изумленным внутренним взором никак не желало поддаваться рациональному анализу. Взять ли Джейкобову сказку о холодных или мою супергеройскую теорию, выходило, что Эдвард Каллен не был… человеком. Он был кем-то кроме.
