Дмитрий Вересов - Аслан и Людмила

А он там лежит. Ему плохо. Один. Разве она смеет оставлять в таком положении человека, который ее спас. И как он доплыл? Где же он так поранился?.. Можно тихонько вернуться. Благо с дороги тут не собьешься. Все — по берегу. А там уже осторожно обогнуть поверху и подкрасться с тыла.

И что? Сама себе возразила. Так и будем сидеть, от людей прятаться? Надо придумать, как ему помочь. Какой смысл возвращаться? Если возвращаться, так с бинтами, обезболивающим и носилками. А так-то зачем?

Да. Задача ясна.

Мила встала, потянулась. И решила во чтобы то ни стало выйти к людям. А значит — вперед, вглубь, в лес.

Босиком по лесу ходить — удовольствие сомнительное. Вот уже который раз она шипела от боли, накалываясь на прямо таки специально заготовленные для нее острые сучки. «Если так дело пойдет, то я в конце концов не смогу идти». Лопухи, что ли, травой привязать?.. Она потянулась рукой к жирному пушистому лопуху, завернула им стопу, как портянкой, и принялась привязывать длинными сочными травинками. Но они безбожно рвались, стоило их только завязать узлом. На пятой попытке она сломалась. Так не получится. Мила стала лихорадочно шарить глазами вокруг, пока не наткнулась на свой собственный болтающийся на одном бедре обрывок платья.

Она взяла в руки подол и, уже ни о чем не жалея, оторвала длинный узкий лоскут. Его порвала надвое. Им и завязала. Получилось очень даже ничего. Мягко и уютно.

Ровно через пять шагов удобные лиственные тапочки превратились в обвисшие лохмотья. Пришлось оборвать. Она взяла веревочки, получившиеся из оторванной от платья материи и завязала ими пальцы на ногах. Хоть чуть-чуть поменьше будут чувствовать.

Пошла дальше. Пригибаясь под ветками и разводя их в стороны руками. Солнечные лучи сюда, наверно, никогда и не попадали. Здесь под ногами практически ничего не было. Негустой папоротник и влажная земля. Мешали только завалы тонких, согнутых в дугу стволов. Ей все время приходилось перешагивать через них, а через высокие перебираться. Голые ноги уже были основательно исцарапаны. Подол свой она завязала узлом, потому что он то и дело зацеплялся за колючие ветки.

Она в очередной раз занесла ногу над мешающей веткой. А когда собиралась опустить, перекинув через препятствие, ей почудилось какое-то движение. Она быстро выхватила его глазами и окаменела. Прямо из-под ее еще не поставленной на землю ноги, обмотанной почти разорвавшимся в клочья лопухом, струилась черно-серая лента змеи.

Мила завизжала так, что на какое-то время оглохла. Обеими руками она обхватила голову, визжала и пятилась.

Потом она помнила только, как хлестали по лицу ветки. Как она задыхалась от бега с препятствиями, как болели ноги, исцарапанные мерзкими непроходимыми прибрежными зарослями. Она вылетела к воде и остановилась. Зашла по колено и умылась, все еще тяжело дыша. Потом, не задерживаясь, понеслась по всему пройденному ею пути обратно. По кромке воды, туда, где она оставила беспомощного человека. А в этом мерзком лесу только ляг — и на тебя сразу наползут, ужалят, убьют.

А он там один! Дура я, дура! Обиделась, видите ли. Боже мой! Только бы он был жив! Только бы с ним все было в порядке!

Она уже, кажется, узнавала места. Здесь лес из лиственного постепенно становился суше. Там где они с ним были, стояли сосны. Это она точно помнила. Завидев оранжевые сосновые стволы, она забрала резко в глубину берега. Ей нужно было его обойти, чтобы он ее не заметил. Она сбавила скорость и тихонько, стараясь не наступать на ветки, как в любимых с детства книжках про индейцев, стала приближаться к тому месту, где его оставила.

Почти не дыша, она выглянула из-за сосны на песчаный пляж.

Но там никого не было.

А о том, что место она не перепутала, говорило темное пятно крови на белом песке.

Аслан Мидоев покинул свой аул и родные горы не потому, что боялся нукеров Давлет-хана, он оставил Дойзал-юрт потому, что в речке Акатай виделось ему отражение ее прекрасного лица, одинокий камень он принимал за женскую фигуру, а в крике ночной птицы слышал призывный голос этой женщины. Вообще, творилось с ним что-то неладное. На охоте он нервничал и не мог себя заставить выстрелить в олениху, ее глаза мешали ему убивать. Конокрадство и вовсе повергало его в непонятное томление. Странная сила влекла его в имение Давлет-хана, чтобы отдать коня за один только взгляд жены князя, Мадины.

Тогда он и оставил родимые места, ведь согласно древней пословице — от тоски джигита могут вылечить только хорошие враги. Русские уже не были врагами, а если и были, то плохими. Поэтому Аслан пошел к хевсурам, извечным врагам вайнахского племени.

К удивлению Аслана, не один он такой скитался по горам, покинув родной дом. В те годы много было на узких горных тропках Северного Кавказа всяких бесприютных бродяг. Быстро менялась жизнь вокруг, и многие не находили себя в ней, отправлялись искать иной жизни.

Ночевал Аслан в ингушских аулах. Смотрел на жизнь братьев-вайнахов, разговаривал, слушал ингушских стариков. Вечерами они рассказывали множество старинных историй и легенд. Одна же сказка особенно запомнилась Аслану Мидоеву. Была она про Хамчи.

В стародавние времена, когда и солнце ходило не с Востока на Запад, а наоборот, и горы были такие высокие, что звезды кочевали по их склонам, как отары овец, жили в этой стране нарты. Нарты были людьми необыкновенного роста, силы и отваги. Врагов у них других не было, кроме них самих, как не бывает врагов у реки, ветра, горы.

Жили в племени нартов старик со старухой. Детей у них никогда не было. Вот однажды старуха запеленала камень и стала его качать. Качала, пока не уснула. Проснулась от громкого плача. Посмотрела в пеленки, а там ребенок. Обрадовались старики, назвали мальчика Хамчи, Не успели порадоваться его босоногому детству, как Хамчи уже стал богатырем. Даже среди могучих нартов таких богатырей не было. Никто не мог победить Хамчи в состязаниях.

Только заскучал Хамчи. Захотел посмотреть, что находится за той горой, дошел, а там еще гора, за ней еще. Так зашел Хамчи далеко от родимых мест. Прилег отдохнуть. Только задремал, почудилось ему, что кто-то через него перепрыгнул. Посмотрел по сторонам — никого. Опять задремал, и вновь кто-то перемахнул через него. Что за чепуха? На этот раз Хамчи спящим только притворился. Слышит — кусты шуршат. Приоткрыл один глаз, видит — бородатый джигит к нему подъезжает. Но до того маленький, что вместо коня едет верхом на зайце. Подскакал к лежащему Хамчи и прыгнул через него. Хамчи зайца на лету за уши поймал одной рукой, маленького бородача схватил другой.