нему на живот, устроившись поперек кровати. Теперь, опустив глаза, можно наблюдать за ее спокойным лицом.
Сейчас она даже красивее, чем обычно. Уголки губ чуть приподняты, и Джек впервые видит Флоренс настолько беззаботной. Не удержавшись от искушения, он опускает руку, чтобы убрать темную прядь волос, упавшую ей на лицо, и задерживает ладонь на ее щеке. Какая же мягкая кожа…
Не хочется шевелиться – вдруг проснется? Пусть еще несколько часов пробудет в этом безмятежном сне. Она слишком много думает, так что как только наступит утро, оно принесет с собой новые переживания и сомнения. И в этот раз Джек им точно не поможет.
Он умудрился сделать все между ними слишком сложным. Это ведь Флоренс, ей не подойдет его формат отношений, вернее, их отсутствия. За ней нужно ухаживать, как за богиней. Бросать к ногам мир, приносить жертвы, молиться на ее образ. Не потому что она потребует. Просто с ней по-другому нельзя.
Джек еще в старшей школе понял: все то, что люди называют отношениями, ему не подходит. С тех пор он постоянно убеждался в этом. Ну не умеет он, как Гэри, утащить женщину на плече в свою пещеру, разжечь огонь и жить, будто всегда так было. Даже если захочется, то не получится. Он другой.
Черт, Гэри. Этот вообще ничего узнать не должен, никогда и ни при каких обстоятельствах. Переспать с его бывшей, еще с единственной серьезной бывшей, после того, как он предостерег так не делать… Есть методы суицида попроще, но Джек не любит легких путей. Хорошо, наверное, что они с Флоренс не общаются.
Мысли о своем духовном падении Джек задвигает настолько глубоко, насколько может. Есть специальное место в дальнем углу сознания, в которое он не заглядывает, чтобы не сойти с ума. Там уже мать, приют и богом проклятая «Альфа-Ромео» – и там же теперь будут остатки его моральных устоев.
Он аккуратно выбирается из кровати, заменяя свой живот подушкой для Флоренс. Она недовольно морщится, но так и не просыпается. Прикрытая одной только простыней, она еще больше становится похожей на Венеру, вышедшую из-под руки величайшего из мастеров. Невозможно просто уйти – Джек наклоняется, оставляя на ее щеке поцелуй.
Хуже ошибки в его жизни еще не случалось. Вот бы он не был идиотом, который не может просто отпустить девушку брата в ее новую жизнь. Вот бы не пытался проследить за ней каждые выходные. Вот бы не ввязался в драку с долбоебом, который просто не хотел слышать ее «нет». Вот бы удержал собственный хер в штанах, как ему советовал Гэри.
Сослагательное наклонение всегда было его ночным кошмаром. Джек залезает под холодный душ, чтобы тот хоть немного помог прочистить голову и избавиться от болезненных мыслей. И почему только он так любит прокручивать на повторе то, что он мог сделать по-другому, если все равно потом действует по-своему?
Страшное уже произошло. Теперь единственное, что остается, – разобраться с последствиями. Если бы только это была не бывшая брата… И еще один отчаянный вопрос: почему из всех женщин Нью-Йорка именно она оказалась той, о которой он мечтал?
Нужно перестать задавать себе вопросы, на которые так и не находится ответов. Думать стоило, когда запустил руку ей в трусы, хоть тогда и не получалось. Сейчас у него новая задача: найти выход. Так, чтобы она осталась и при этом не пришлось ее обманывать. В идеале – еще не предать самого себя.
Когда Джек выбирается из душа, в гостиной уже тепло: солнечный свет греет деревянный пол. Босые ступни ощущают каждую неровность, но это всегда приятно: его комната у бабушки выстлана похожими досками. Он редко попадает в Манчестер, особенно в последнее время. Частичка родного дома всегда успокаивает, пусть и такая.
Нужно позвонить бабушке, пока Флоренс не проснулась. Джек садится на подоконник, достает телефон, который не проверял со вчерашнего вечера. В глаза бросается два десятка сообщений, в основном от Энви, но в субботу утром Джек не готов отвечать ни на одно из них.
Разговор с бабушкой получается короче, чем обычно: она как чувствует, что сейчас не то время. Быстро спохватывается, что пора на встречу с подружкой, но успевает задать один вопрос:
– Ты говорил с Гэри?
– Да, – вспоминает Джек. – Неделю назад. Он в порядке, просто немного беспокоится о Флоренс. А в целом все хорошо, правда.
– У него уже новая девушка?
– Как ты узнала? – в удивлении выпаливает он.
– Думаешь, я не пойму, когда у моего внука голос счастливый? Он там на работе еще появляется?
– Как часы, не беспокойся.
Бабушка еще бурчит, что им не стоит пропускать работу и подводить Леона, и вскоре отключается. Так она и не поняла ни их роли в компании, ни ее сути. Ей сложно поверить, что внуки не работают в найме.
Пять лет назад они переехали в Нью-Йорк и открыли свою компанию. Привезли все, что заработали на угоне: деньги, знания и Тыковку. Пять чертовых лет, которые сейчас ощущаются вечностью. Джеку и самому непонятно, как они выдержали это все.
Первые два года они с Гэри жили в крохотной квартирке на самой окраине города. Леон с Тыковкой тоже снимали что-то подобное, но им повезло больше – они хотя бы были на той же стороне, что и офис. Того офиса, правда, было два кабинета: в одном они поставили три разных стола, со свалок натащили, а во втором колдовал Тыковка. Вместо денег – удивительная способность спускать каждый пенни в ту же секунду, как получил, – он перевез в Штаты весь свой арсенал изобретателя. Таскал материалы, что-то вечно собирал и пересобирал.
Джек был уверен: на раскачку уйдет года три, не меньше. Даже предлагал Леону вернуться в старый бизнес на время: угнать пару тачек, тем более в Нью-Йорке это проще простого. Не чтобы обогатиться – так, штаны поддержать.
А вышло иначе. Гениальный Тыковка создал прототип «Джей-Фана», не менее гениальный Леон собрал для него такие инвестиции, что хватило и на массовое производство, и на логистику, и даже на систему дистрибьюции. И вот спустя пять лет Джеку приходится заниматься не тем, что он умеет хорошо, не взламывать сигналки. С него требуют отчеты, только названия которых приводят в ужас. Сегодня как раз ждет очередной такой.
– Доброе утро. – Голос Флоренс вырывает его из мыслей и заставляет резко повернуть голову.
– Привет, – улыбается Джек. – Ты чего так рано?
Она не отвечает, только делает пару шагов и выбирается на ту часть комнаты, что залита солнцем.
