— Стефания, пожалуйста, пойдемте со мной.
— Нет, Карлос. Нам с вами больше нечего сказать друг другу.
— Но вы не можете продолжать сердиться на меня только потому, что я утратил контроль над собой прошлым вечером. Вы должны простить меня.
— Я давно простила вас, но не вижу необходимости в дальнейших беседах.
— Вы все еще злитесь на меня за то, что я сказал о Жаник.
— Мне наплевать на Жаник! — свирепо прошипела Стефания. — Ради бога, Карлос, вы же не можете ожидать, что я притворюсь, будто меня заботит, что вы делаете со своей жизнью!
— Мае de Deus! [4] — Его голос был полон ярости. — Как вы осмелились так говорить со мной! Я попросил у вас прощения. Ни один из Мароков никогда прежде так не унижался перед женщиной. А ваше сердце крепче камня. Как смеете вы стоять передо мной и делать вид, что не понимаете, что я хочу вам сказать? Как вы можете бросать мне такие слова?
— Карлос, перестаньте!
— Нет! С того момента, как я увидел ваши глаза, кипящие гневом, ваши рыжие волосы, пылающие, как пламя, я уже знал, что вы и есть та самая единственная женщина, которая создана для меня. — Он взял ее за руки и притянул ближе к себе. — Вы моя самая большая драгоценность, — прошептал он. — Cara… cara[5] .
— Нет! Я не хочу больше ничего слышать!
Она отчаянным усилием оттолкнула его и выбежала на террасу, радуясь, что качающиеся на ветерке фонари, развешанные на деревьях, не могут полностью осветить ее лицо.
Жаник, как всегда блистательная, в платье из золотой парчи, почтительно разговаривала с одетой в черное графиней. Рядом стоял Мигель, потягивая из бокала шампанское. Он тоже был во фраке, на груди — крест с драгоценными камнями.
— Вы как раз вовремя, чтобы немного выпить, Стефания, — сказал он, подавая ей бокал. — Через несколько минут мы уезжаем в Лиссабон.
— В Лиссабон?
— А вы не знали? Герцог де Корбеско дает прием, и мы все приглашены. Я думал, мама сказала вам об этом еще днем.
— Боюсь, я забыла, — подала голос графиня.
Стефания знала, что она солгала и что эта оплошность была умышленной.
— Даже если бы меня предупредили, — спокойно заметила она, — я все равно бы не смогла поехать.
— Почему? — раздался за ее спиной голос Карлоса, и девушка повернулась. Тонкий, как паутинка, подол ее платья задел его ноги.
— У меня ужасно болит голова. Это продолжается весь день.
Его взгляд блуждал от блестящих волос девушки к ее золотистым босоножкам и обратно, к ее лицу. Он изучающе вгляделся в ее глаза, и выражение его лица яснее слов говорило, что он ей не верит. Не произнеся больше ни слова, Карлос подошел к столу и налил шампанского в хрустальные бокалы.
— Тост! — провозгласил он, разнося их по кругу. — За будущее!.. Может, оно окажется счастливее, чем прошлое.
Слабый бриз шевелил ветки деревьев, и висевшие на них фонари отбрасывали заостренные тени на террасу. Стефания, стоя немного в отдалении, наблюдала эту сцену. Ей все казалось ожившей картиной: двое смуглых мужчин, худая сморщенная графиня и сверкающая золотом Жаник.
Они выпили. Под предлогом общего разговора Карлос вновь подошел к Стефании и, заслонив ее собой от остальных, заговорил:
— Вы только что предложили жалкое оправдание своего нежелания ехать на прием. Вы получили бы от него истинное удовольствие. Герцог славится своими вечерами.
— Не сомневаюсь. Но, будучи англичанкой, боюсь, я не впишусь в португальское высшее общество.
— Мне лучше судить. Жаник тоже не португалка, ее отец — француз.
— И тем не менее это ее образ жизни, но не мой.
— Вы очень прямолинейны, — холодно заметил он.
— Только потому, что вы не любите недомолвок. — Он ничего не сказал, и девушка обхватила себя руками за плечи, слегка дрожа. — Через несколько дней я уезжаю из замка, Карлос.
— Вы не можете так просто взять и уехать. — Его лицо помрачнело. — Я дал вам обещание, что больше не буду беспокоить вас нежелательным вниманием.
— Говорю вам, я не могу остаться.
Его глаза вспыхнули.
— Вы сомневаетесь в моих словах?
Прежде чем она смогла ответить, к ним подошла Жаник.
— Мы должны ехать, Карлос. Уже поздно. — Она взглянула на Стефанию, в ее темных глазах таилась насмешка. — Я вижу, вы принарядились, мисс Норд. Кого-то ждете?
— Нет.
Жаник пожала плечами, и в доказательство своего статуса невесты взяла Карлоса под руку. Он немедленно склонился к ней, учтивый и полностью владеющий собой.
— Я готов, дорогая, — сказал он и впервые в присутствии Стефании перешел на португальский.
Слушая живой и мелодичный язык, девушка почувствовала себя еще более одинокой, чем прежде, и, пройдя к балюстраде, облокотилась на нее, уныло наблюдая, как уезжает семья де Марок. Только когда хвостовые огни «мерседеса» Карлоса и спортивного автомобиля Мигеля скрылись за поворотом дороги, она опустилась на висевший в углу террасы гамак и закрыла глаза. Раскачиваясь, девушка слышала только скрип пружин и стрекот цикад. Вскоре она задремала.
Стефания очнулась с чувством, что за ней кто-то наблюдает. Ее сердце глухо забилось, когда она увидела перед собой стройного, белокурого мужчину.
— Джонни! Что ты тут делаешь?
— Я пришел поговорить с тобой. — Он весело усмехнулся, но в его словах девушке послышалась угроза.
— Я еще днем сказала, что мне нечего тебе сообщить.
— Помню, дорогая моя, но так уж случилось, что я тебе не поверил.
— Мне все равно. Я очень скоро покидаю замок, Джонни. Так что тебе придется самому добывать информацию, без меня.
— Почему такая спешка с отъездом?
— Меня здесь ничто не держит — я почти закончила свою работу.
— И это все? По-моему, прежде ты так не рвалась уехать. — Он подошел и сел рядом с девушкой. Гамак жалобно заскрипел под его весом. Отталкиваясь ногой, Джонни принялся раскачивать его вперед и назад. — Ты очень эффектно выглядишь сегодня, дорогая. Тебе всегда следует носить розовое.
— Спасибо, — сухо поблагодарила Стефания. — Но комплиментом ты ничего не добьешься.
Он внезапно рассмеялся:
— Ты что, не выспалась? Похоже, твои нервы на пределе. — Он вытащил из пачки сигарету и, прикурив, швырнул спичку в окруженную цветами урну. — У тебя, случайно, нет булавки?
— Боюсь, что нет. А зачем?
— Да ты выглядишь так, как будто на ней сидишь. Расслабься, дорогуша, и расскажи мне, что ты обнаружила.
— Я ничего не обнаружила!
Джонни перестал раскачивать гамак и выпрямился:
— Ты говоришь неправду! Твой испуганный взгляд, когда ты открыла глаза и увидела меня, был слишком красноречивым тому свидетельством. Ты нашла что-то, и я хочу знать что!
