Первое, что они увидела, был Джеймс. Он лежал на земле на боку, и по щеке, от виска к подбородку, стекала тоненькая струйка крови. Салли упала рядом на колени и стала его трясти. Потом она отпрянула и резко втянула воздух. Очень осторожно Салли приложила пальцы к вене на шее Джеймса. Пульс бился медленно и сильно. Слава Богу, он жив! Что здесь происходит? Через миг она все поняла.
Это отец, должно быть, он в конце концов до нее добрался, как обещал. Он ранил Джеймса – наверное, потому, что тот ее оберегал. Салли оглянулась в поисках помощи. Она мысленно молилась, чтобы ей попался на глаза хоть кто-нибудь, пусть сколь угодно старый – не важно, кто угодно. Вокруг не было никого, ни единой души.
Господи, что же делать?! Салли склонилась над его телом, чтобы осмотреть рану, и в этот миг прямо ей на макушку обрушился тяжелый удар, и она рухнула на Джеймса.
Салли услышала звук. Он раздавался через короткие промежутки времени. Вода. Капли воды одна за другой стучали по металлу.
Шлеп! Шлеп!
Салли открыла глаза, но сфокусировать взгляд никак не удавалось. Мозг казался каким-то расслабленным, словно он свободно плавал внутри черепа. Такое впечатление, что она не способна мыслить, а может только слышать этот звук падающих капель. Она чувствовала, что здесь что-то не так. Попыталась вспомнить, но ей не вполне удавалось сосредоточиться на чем-нибудь таком, что могло привести в движение мысль – любую мысль о том, что же произошло с ней до того, как она очутилась здесь – что бы это «здесь» ни означало.
– Вижу, ты проснулась. Хорошо.
Голос. Мужской голос. Его голос. Салли сумела посмотреть туда, откуда доносился голос, и увидела его лицо. Это был доктор Бидермейер – человек, который мучил ее долгие шесть месяцев.
Да, это она помнила-пусть не все, но достаточно, чтобы воспоминания жгли ее сквозь сон, являлись в ночных кошмарах, которые все еще причиняли сильную боль.
Внезапно Салли вспомнила. Она была с Джеймсом. Да, с Джеймсом Квинланом. Его ударили по голове. Он без сознания лежал у ее ног на маленьком клочке земли возле «Хинтерландз».
– Тебе нечего сказать, Салли? Я уменьшил дозу, поэтому ты сможешь со мной разговаривать. – И она почувствовала резкий удар по щеке. – Посмотри на меня, Салли. Не пытайся делать вид, что ты пребываешь в заоблачных высях. – Он снова дал ей пощечину. Потом схватил за плечи и сильно встряхнул.
– С Джеймсом все в порядке? Он перестал ее трясти.
– Джеймс? – Казалось, он удивлен. – А, это тот мужчина, с которым ты была в Коуве. Да, с ним все прекрасно. Никто не хочет брать на себя риск, убивая его. Он был твоим любовником, Салли? Он достался тебе лишь чуть больше, чем на неделю. Быстро вы снюхались! Должно быть, ему уж очень сильно была нужна женщина. Только взгляни, на кого ты похожа! Тощая, жалкая, волосы висят сосульками, одежда болтается, как на вешалке. Ну-ка, Салли, расскажи мне про этого Джеймса. Интересно, что ты ему наговорила.
– Я рассказала ему про вас. Мне приснился кошмарный сон, и Джеймс помог мне из него выйти. Я рассказала ему, что вы за кусок дерьма.
Он снова ударил ее но щеке. Не слишком сильно, но достаточно больно, чтобы заставить ее отпрянуть.
– Ты груба, Салли. К тому же ты лжешь. Ты никогда не умела хорошо врать, и я всегда замечал твой обман. Может быть, ты и видела, сон, но обо мне ты ему не рассказывала. А хочешь знать, почему? Потому что ты – сумасшедшая, а я стал такой глубокой частью твоего существа, что если тебе и придется когда-нибудь обо мне рассказать – что ж, ты просто развалишься изнутри и умрешь. Ты не можешь существовать без меня, Салли! Смотри, ты провела вдали от меня всего лишь две недели и во что превратилась?! Ты развалина. Пыталась изображать из себя нормальную! Ты растеряла все свои хорошие манеры. Твоя мать пришла бы в ужас! Муж отвернулся бы от тебя с отвращением! Что касается твоего отца – ладно, хорошо, думаю сейчас не стоит высказывать предположение, что он бы просто перевернулся в гробу.
– Где я?
– Ха, если верить тому, что пишут в книжках или показывают по телевизору, это и должны были быть первые слова из твоих уст. Где? Там, где тебе и место, Салли. Оглянись вокруг. Ты снова в своей комнате, той самой, которую отделал специально для тебя твой дорогой папочка. Я продержал тебя под наркозом примерно полтора дня. Часа четыре назад я уменьшил дозу. Тебе потребовалось время, чтобы всплыть на поверхность.
– Что вам нужно?
– То, что мне нужно, у меня есть. Во всяком случае, у меня есть первая часть того, что я хочу. А это ты, моя дорогая.
– Я хочу пить.
– Так и должно быть. Холланд, куда ты запропастился? Принеси нашей пациентке воды.
Она помнила Холланда. Это был тощий маленький невзрачный мужичонка – один из тех двоих, что пялились в маленькое квадратное окошко в двери, в то время как он унижал ее, бил и ласкал.
У Холланда были редеющие каштановые волосы и самые безжизненные глаза, какие ей только доводилось видеть. Разговаривал он крайне редко, по крайней мере с ней.
До тех пор, пока он не подошел к ней со стаканом воды, Салли больше ничего не говорила.
– Вот, пожалуйста, доктор, – произнес Холланд своим низким, сиплым голосом. От этого самого голоса, который, словно сыпучее гравийное покрытие, выстилал все ее ночные кошмары, у нее возникало желание спрятаться в темном, вызванном лекарствами беспамятстве – лишь бы не ощущать рядом с собой присутствие Холланда.
Сейчас он стоял позади Бидермейера, глядя на нее своими мертвыми глазами. Взгляд у него был голодный. Салли почувствовала позыв к рвоте.
Доктор Бидермейер приподнял Салли, чтобы дать ей напиться.
– Скоро ты захочешь пойти в ванную. Холланд тебе в этом поможет, не так ли, Холланд?
Коротышка кивнул, и Салли захотелось умереть. Она откинулась на подушку – твердую казенную подушку – и закрыла глаза. Где-то в глубине души она понимала, что на этот раз ей уже вряд ли удастся сохранить рассудок, оставаясь в этом месте.
Понимала она и то, что теперь ей никогда не сбежать. На этот раз для нее все кончено.
Не открывая глаз и не поворачивая к ним головы, Салли сказала:
– Я не сумасшедшая. И никогда не была сумасшедшей. Зачем вы это делаете? Почему? Он мертв. Кому все это нужно?
– Ты вес еще не понимаешь, правда? Ты по-прежнему не помнишь ничего из этого. Я почти сразу догадался. Ладно, дорогая моя, рассказывать тебе – не моя забота.
Он потрепал ее по щеке. Салли вздрогнула.
– Ну, ну, Салли, я же не тот, кто тебя мучил. Хотя, должен признаться, та единственная видеозапись, которую я видел, доставила мне большое удовольствие. Если не считать того, что ты сама не участвовала в спектакле. Ты просто валялась на спине с закрытыми глазами, позволяя ему делать с тобой все, что он хотел. В тебе же не было никакого сопротивления, ты была настолько «вне игры», что только едва вздрагивала, когда он тебя бил. И даже тогда ты не боялась, жго было заметно. По крайней мере этот контраст являл собой достаточно захватывающее зрелище. Салли почувствовала, что покрывается гусиной кожей, – это в сознании всплыли остатки воспоминаний. Она вспомнила движения его рук – как они сжимали, хлестали, потом ласкали, и ласка снoвa оборачивалась болью. Она слышала, как распрямились пружины кровати, и знала, что Бидермейер встал рядом и смотрит на нее сверху вниз. Салли расслышала, как он Тихо произнес:
