Дэн закрыл глаза, смакуя. Затем открыл и, не говоря ни слова, взял еще кусок.
Она наклонилась к нему:
— Давай скажи, что тебе не понравилось. Я выдержу. — Его голубые глаза невинно смотрели в ее опаловые.
— Разве нужно что-то говорить? — Он съел еще кусок. Она откинулась на спинку стула.
— Чудовище!
Дэну нравилось, когда Элли дуется. В эти моменты она становилась похожа на ту, какой была в лагере серфингистов. Он закончил с тортом, положил вилку на тарелку и удовлетворенно вздохнул.
— Готов есть это всю жизнь, без перерыва.
— Спасибо. Как остальное? — Он понял ее волнение.
— Эта еда была самой лучшей, какую я ел после Парижа. — Элли вскинула брови:
— Ты был в Париже? — И покраснела, сообразив, что он ее дразнит. Как нью-йоркский полицейский может попасть в Париж… — Ладно, пошутили и хватит. — Она поднялась и начала убирать тарелки.
Дэн поймал ее за руку.
— На Манхэттене есть один ресторан. Он называется «Париж», и там замечательно кормят. — Он рассмеялся. — Но здесь вкуснее. Правда, Элли, у тебя чудесная кухня.
— Нужно сказать спасибо Чану.
Его улыбка стала шире.
— Признаться, мне очень хотелось отплатить тебе за то, что ты сказала насчет моего виноградника.
— Хочешь знать, — Элли тоже улыбнулась, — на самом деле я не удивлюсь, если на следующий год у тебя действительно винограда будет некуда девать.
— Выпьешь со мной кофе? — Дэн был рад, что она смягчилась.
Элли оглядела опустевшее кафе.
— Я придумала кое-что получше. Мы попьем кофе у меня дома.
Это было больше, чем он ожидал, особенно после того, как она рассердилась.
— Я скажу Майе, чтобы она закрыла кафе, — сказала Элли, уходя.
Дэн встретил ее у цинковой стойки, засунув руки в карманы голубых джинсов. Элли подумала, что он выглядит почти так же, как в восемнадцать лет. Стройный, мускулистый, загорелый.
Он подумал, что она, в легкой красной курточке с черной сумкой через плечо, восхитительна, как ее торт.
Майя подумала, что они оба выглядят замечательно. И станут выглядеть лучше, когда, выйдя из кафе, Дэн обнимет Элли за плечи.
Облокотившись на стойку, Майя радостно вздохнула. Наконец-то Элли полюбила по-настоящему. Конечно, подруга никогда не признается в этом. Должно произойти чудо или, не дай Бог, катастрофа, прежде чем она решится на подобное признание.
Бак поднялся с кровати, изможденный страстью. Аккуратно положив розовый халат на шезлонг рядом с окном, он прошел в ее ванную, вымыл руки, вытер их мягким белым полотенцем. Поправил покрывало на кровати, взбил подушки.
Окинув последним взглядом свои будущие владения, вышел из комнаты и спустился по лестнице.
На улице был только один фонарь, да и тот за полквартала от дома, участок Элли и прилегающая к нему территория находились в полумраке. Бак поспешно пробежал по выложенной кирпичом дорожке и пересек улицу как раз в тот момент, когда на нее свернули две машины. Ослепленный фарами, он быстро отвернулся.
Затем начал наблюдать. Машины остановились. Из джипа вышла Элли, а из «эксплорера» — Кэссиди. У Бака заболело сердце, когда они, взявшись за руки, направились к дому.
Через минуту зажегся свет в спальне, и в оконном проеме появились силуэты Элли и Дэна: Она показала ему на что-то, захлопнула рамы и задернула шторы. Бак потащился к машине. Боль была такой сильной, будто ему воткнули в сердце сто ножей. Бак включил зажигание, проехал немного вперед и остановился напротив освещенных окон. По его лицу текли слезы.
— Посмотри, — сказала Элли, опершись руками о подоконник, — вот за что я люблю этот дом.
Дэн вгляделся в спускающиеся вниз по холму плоские крыши, озаренные слабым серебристым сиянием.
— Ты хочешь сказать, там океан?
— Конечно. Послушай, как он шумит. — Он прислушался.
— Кроме уличного движения, ничего не улавливаю.
— А я думала, ты настоящий романтик. — Элли сердито захлопнула окно, задернула шторы и вышла из комнаты.
Дэн последовал за ней, спускаясь по постанывающей лестнице, и попробовал реабилитировать себя:
— Знаешь, коп, он всегда коп. — А взглянув на поникшие тюльпаны в вазе на антикварном столике в гостиной, добавил: — Будь я романтиком, обязательно принес бы тебе цветы.
— Я сама в состоянии купить себе цветы. Спасибо.
Элли метнулась на кухню, зарядила и включила кофеварку. Достала из шкафа две зеленые кружки, расписанные вишнями, и желтую сахарницу.
— Я даже не знаю, кладешь ты сахар в кофе или нет.
— Разумеется, тебя я знаю лучше, чем ты меня. — Дэн прислонился к кухонной стойке, зацепив большими пальца ми карманы джинсов.
— Еще бы, коп. Ты все замечаешь.
— Да. Например, я заметил в стенах щели. А что, если однажды ночью дом обрушится тебе на голову?
Она пожала плечами:
— Полагаю, до следующего землетрясения это не случится.
— Откуда такая уверенность?
— Оттуда, детектив! Техник-смотритель определил повреждения как поверхностные и несерьезные. Каркас дома не пострадал. Конечно, осмотр был давно. Кое-что изменилось, — заметила она философски, — но что я могу сказать? Мне здесь нравится.
Дэну тоже нравилось. Ему нравился колорит дома, обилие великолепной мебели. Дом с полным правом можно было назвать «У Элли». «У нее талант создавать вокруг себя особую атмосферу», — подумал он, вспомнив кафе. На подносе он доставил чашки и кофейник в гостиную, водрузил на кофейный столик. Сел на диван.
Элли поставила на проигрыватель компакт-диск, зажгла на приставном столике свечи, стащила с кресла подушку и устроилась на полу, скрестив ноги по-турецки. Потом сняла бейсболку.
Он восторженно наблюдал, как рыжий водопад струился по ее плечам. При свечах кожа Элли казалась ослепительно белой, в светло-голубых глазах отражалось пламя.
Налив кофе, она с улыбкой протянула ему кружку.
— Как решим вопрос с сахаром?
— Не надо, спасибо.
Билли Холидей пела нежным, чуть надтреснутым голосом очень старый блюз, в комнате пахло ароматической смесью (лепестки цветков персика), духами Элли и хорошим кофе. Не было в мире места, где бы Дэну сейчас хотелось оказаться. Только здесь. С Элли.
— Теперь твоя очередь облегчить сердце. — Элли глотнула кофе и посмотрела на него поверх кружки. — Вчера я раскрыла мое темное прошлое. Теперь хочу услышать о твоем.
— Без всяких прикрас?
— Да, без прикрас.
— Мое прошлое не такое увлекательное, как твое. Вполне обычная жизнь. Отец был пожарным. В детстве мне нравилась его работа. Это же так интересно: он в доме, охваченном пламенем, вместе с другими отважными пожарными, в непромокаемой куртке и каске, спасает женщин и детей. Однажды мне разрешили залезть на пожарную машину, и это был самый счастливый день в моей тогдашней жизни. До меня дошло, какая у него опасная работа, только в семь лет, когда папа попал в госпиталь с ожогами второй степени. Вылечившись, он стал начальником пожарной части. Мы очень им гордились.
