— И необходимо найти способ предупредить вашего господина.
— Предоставьте это мне, миледи.
С первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь щели в ставнях, они вышли из комнаты. Держа в руках туфли, Дона осторожно поднималась по той самой лестнице, с которой спустилась в последний раз пять дней назад. Ей казалось, прошла целая вечность. На миг она задержалась у двери, за которой спал Гарри, услышала привычное фырканье спаниелей и тяжелое сопение самого Гарри. «Все, что прежде так раздражало меня и толкнуло на безумный поступок, теперь не имеет надо мной никакой власти, — подумала Дона, — все это не может проникнуть в тот новый мир, который я обрела».
Она прошла в свою комнату, прикрыв дверь. Окно в сад было открыто. В комнате было прохладно и пахло душистой сиренью, которую Уильям поставил у изголовья ее кровати. Дона раздвинула шторы, разделась и легла, закрыв глаза ладонями. Она представила себе, как сейчас в бухте Француз просыпается и протягивает к ней руку, но рука повисает в воздухе. Он вспоминает, что она ушла в замок, и ждет ее, наблюдая, как солнце поднимается все выше и выше. Потом он встает и, потянув носом воздух, не спеша идет купаться. Обождав еще немного, он кликнет матросов с «La Mouette». Кто-нибудь из них бросит ему конец каната, чтобы он мог забраться на борт. Один из матросов отправится в лодке на берег, чтобы забрать одеяла и остатки ужина. Француз спустится в каюту и насухо разотрется полотенцем. Войдет Пьер Бланк, неся поднос с завтраком. Помедлив еще немного, капитан сядет за стол и съест завтрак один, без нее. Потом он выйдет на палубу и, поглядывая на тропинку между деревьями, набьет свою трубку. Возможно, вернутся лебеди, и он начнет бросать им хлеб.
Дона воочию представила, как бы он взглянул на нее, спускающуюся вниз по тропинке, улыбнулся бы ей вскользь, не двигаясь с места и по-прежнему кидая хлеб лебедям, будто и не замечая ее появления. Что за мука перебирать в уме эти картины, когда все кончено: корабль должен отплыть, пока его не обнаружили. Что за мука быть здесь, в Навроне, лежать на этой кровати, когда он — там, в бухте, и им не быть вместе. Это ад… Красоту и любовь сменили боль и печаль. Дона долго лежала без сна, закрыв глаза руками, а солнечный свет уже заливал комнату. В десятом часу утра вошел Уильям.
— Отдохнули, миледи? — спросил он, ставя поднос с завтраком на столик около ее кровати.
— Да, Уильям, — покривила душой Дона. Она оторвала ягоду от кисти винограда, лежавшей на подносе.
— Джентльмены завтракают внизу, миледи. Сэр Гарри приказал мне осведомиться, в силах ли вы принять его.
— Да, мне придется сделать это, Уильям.
— Осмелюсь дать совет, миледи. Задерните шторы, чтобы ваше лицо оказалось в тени. Сэру Гарри покажется странным, что вы так превосходно выглядите.
— Я превосходно выгляжу? Что вы, Уильям!
— Подозрительно хорошо, миледи.
— Но у меня разламывается голова.
— По совершенно иным причинам, миледи.
— А тени под глазами? Да я руки не могу поднять от усталости.
— Готов поверить, миледи, но только наполовину.
— Я думаю, Уильям, вам лучше убраться из комнаты. Не то я швырну в вас чем-нибудь тяжелым.
— Хорошо, хорошо, миледи.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Дона встала, умылась, уложила волосы и, следуя его совету, задвинула шторы. Она снова легла в постель и только успела укрыться одеялом, как за дверью послышался лай, поскребывание собак и звуки тяжелой походки Гарри. Когда он открыл дверь, собаки с восторженным лаем бросились к ней на кровать.
— Слезайте, дьяволята, — затопал ногами Гарри. — Эй, Герцог! Герцогиня! Вы что, не видите — хозяйка больна. Назад, негодники, — суетился он, производя больше шума, чем собаки. Наконец, сопя и краснея от усилия, он грузно уселся на кровать. Вытащив сложенный носовой платок, Гарри стер с простыни следы собачьих лап.
— Ну и жаркое сегодня утро, черт его подери, — пожаловался он. — И десяти нет, а я уже весь вспотел. Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? Где ты подхватила эту проклятую лихорадку? Ты меня поцелуешь? — Наклонившись и обдав Дону сильным запахом мужского пота, он царапнул ее подбородок своей жесткой щетиной, его пальцы неуклюже тыкались ей в щеку.
— А ты не выглядишь больной, моя красавица. Я ожидал найти тебя чуть ли не на смертном одре, судя по тому, что наговорил этот малый. Что он за слуга, в самом деле? Я выставлю его вон в два счета, если он тебе не нравится.
— Уильям — просто сокровище, — заговорила наконец Дона. — У меня не было лучшего слуги.
— Ну как знаешь. Коли он тебе угодил — пусть остается. Значит, ты была больна… Тебе не следовало бросать Лондон. Не понимаю, зачем ты уехала, ведь тебе всегда там нравилось. К тому же, признаюсь, мне было чертовски скучно. В театре — ни одной стоящей постановки. А прошлой ночью я чуть было не проигрался в пикет. Говорят, у короля новая фаворитка, но я еще не видел ее. Какая-нибудь артисточка или что-то в этом роде. Да!.. Рокингэм тоже здесь и жаждет тебя видеть. Он сказал мне: поедем в Наврон и поглядим, что поделывает Дона. И вот, черт подери, мы здесь, а ты встречаешь нас в кровати.
— Мне намного лучше, Гарри. Вряд ли это было что-то серьезное.
— Рад слышать. Я уже сказал, что ты неплохо выглядишь. Загорела, что ли? Ты темная, как египтянка.
— Наверное, пожелтела от болезни.
— А глаза стали еще больше, ну и дела!
— Все от лихорадки, Гарри.
— Странная разновидность лихорадки. Вероятно — от здешнего климата. Если хочешь, собаки заберутся к тебе на постель.
— Нет, честно говоря, не хочу.
— Ну, Герцог, лизни свою хозяйку и слезай. Герцогиня, вот твоя хозяйка! Посмотри, Дона, она расчесала спину. Что бы ты сделала? Я втирал мазь, но не помогло. Да, кстати, я купил новую лошадь — караковую, норовистую, как черт, но ход у нее хороший. Она здесь, в конюшне. Рокингэм предлагает за нее тысячу. Я ему сказал, чтобы он довел ставку до пяти тысяч, но он не играет… Значит, графство наводнено пиратами? Грабежи, насилия, люди в панике?
— Кто тебе наговорил все это?
— Рокингэм. В городе он повстречал кузена Джорджа Годолфина. А как поживает Годолфин?
— В последнюю нашу встречу он был не в духе.
— Еще бы! Недавно он прислал мне письмо. У его шурина украли корабль. Ты знаешь Филиппа Рэшли?
— Не настолько, чтобы заговорить с ним, Гарри.
— Ничего. Скоро ты с ним увидишься. Вчера я встретил его в Хелстоне и пригласил сюда. Он чертовски взбудоражен. Эстик — тоже. Какой-то француз увел корабль под самым носом у Рэшли и Годолфина, прямо из гавани Фой. Какая наглость! Теперь он уже, наверное, у берегов Франции. И ни один из наших чертовых кораблей не был послан за ним в погоню! Бог знает, сколько добра было на этом судне, оно только что прибыло из Индии.
