— Твои ноги. Они почему-то подкашиваются.
Кристина была в черных шортах из синтетической эластичной ткани и в зеленой футболке с эмблемой Дартмутского колледжа.
— Ты прав, я озябла, — сказала она. Джим внимательно к ней присмотрелся:
— Послушай, а что это с тобой происходит?
— Ничего, — быстро ответила она, улыбаясь при этом так широко, насколько было возможно. — Абсолютно ничего!
Она увидела, что он ей не поверил, потому что на его лице вновь проступил скепсис.
— Пошли! Пообедаем вместе.
— Не могу, Джимбо, извини. Полно работы и всю ее нужно закончить до Дня благодарения. Просто у меня настоящий завал.
— Ладно, придется и мне пойти с тобой в редакцию, — произнес он со вздохом. — У меня там тоже есть кое-какие дела.
Джим был редактором «Дартмутского обозрения».
— О Господи! — воскликнула Кристина. Она уже дошла до точки. — Джим, пожалуйста! Мне очень нужна хотя бы пара часов. Я хочу посидеть и спокойно все обдумать. Понимаешь, остаться наедине со своими мыслями. Ты меня понял?
Он остановился. Она остановилась тоже, продолжая перебирать ногами на месте.
— Увидимся позже? — спросил он.
— Джимбо, — прошептала Кристина, стараясь, чтобы в ее голосе звучала нежность. Все ее планы могли рухнуть в одно мгновение, она горела нетерпением, ей нужно было бежать, и как можно скорее. И это прозвище — Джимбо, — которым она его в свое время наградила, вылетело из ее уст сейчас так, как будто она его нежно, но быстро выплюнула.
Она откашлялась:
— Конечно, встретимся, Джим. У нас сегодня занятия в четыре, ты что, забыл? В два у меня тренировка, баскетбол. В общем, увидимся, хорошо?
— Почему бы тебе вообще не переселиться в этот спортзал? — раздраженно пробормотал Джим. — Ты все равно торчишь там постоянно.
— Джимми, мне нужно тренироваться. И ты это знаешь. За одни только способности в сборную Лиги плюща меня никто не возьмет. — Она усмехнулась.
— А на учебе это разве не отражается?
— Ты хочешь сказать, что меня нет в списке отличников?
Он кивнул и затем, как будто что-то вспомнив, добавил:
— Знаешь, я повсюду искал тебя вчера вечером. Буквально везде.
Она промолчала.
— Даже в библиотеке, среди стеллажей. Кристина протянула руку и коснулась его лица.
— Извини. Я, конечно, должна была тебе сказать, что уезжаю в «Красные листья».
— Жаль, конечно. Представляешь, я не мог заснуть почти до часу ночи. Все звонил тебе.
— До часу ночи? Ничего себе! — Кристина выдавила из себя улыбку. — То есть ты пересидел почти два часа к тому времени, когда обычно ложишься спать?
— Не смешно, — обиделся Джим.
— Мне пора, Джим, — выдохнула Кристина. — Увидимся.
Он наклонился и поцеловал ее, и она поцеловала его, а потом пошла, убыстряя шаг, пока не побежала. Шнурок на ее кроссовках развязался, и она остановилась, чтобы его завязать, уронив рюкзак за землю. Пробежав метров триста, она только тогда и заметила, что забыла рюкзак. Пришлось возвращаться назад, забирать его и уж тогда припустить что есть мочи по Норт-Мейн-стрит по направлению к заведению Питера Кристиана.
«О Господи, наконец-то», — подумала Кристина, делая три глубоких вдоха и выдоха, прежде чем ступить в полумрак ресторана.
— Извини за опоздание, — сказала она, плюхаясь на стул напротив вежливо улыбающегося Говарда.
Он посмотрел на часы:
— Ничего страшного. Всего только на пятнадцать минут. — Он произнес это, медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, а затем положил в свой кофе два кусочка сахару и добавил немного молока. Кристина, как всегда, подумала, как это странно и несообразно — слышать такой безупречный английский именно от него. Она наклонилась поцеловать его.
— Что это ты такая мокрая? — спросил он, вытирая свою щеку.
— Мы играли в баскетбол. И я вспотела. — Она улыбнулась, взяла салфетку и провела ею по своему лицу.
Говард пристально на нее смотрел. Кристина сделала маленький глоток кофе и поморщилась.
— Кофе холодный, — сказала она, отставляя чашку. Она не хотела, чтобы Говард видел, как дрожат ее пальцы.
— А мне показалось, что холодная ты, — сказал он.
— Говард?! — Кристина была изумлена. — Ты начал играть словами?
— А почему тебя это удивляет? У меня есть чувство юмора, — произнес он серьезно.
— Я это знаю, Говард, — сказала Кристина, перегнувшись через деревянный стол, чтобы нежно погладить его руку. — Я знаю, что у тебя есть чувство юмора.
— Но ты, кажется, простудилась?
— Да-да, простудилась. — На самом деле это было не так, но она знала, что это важно для Говарда, — показать свою внимательность.
— Где твоя куртка? Почему ты в шортах?
— Забудем о куртке. — Она пожала плечами, показывая, что это не имеет значения.
— Ты по-прежнему продолжаешь это?
— Что «это»?
— Отказываешься одеваться нормально, как положено по сезону.
— Мне кажется, так полезнее для здоровья.
— Вирусы. Они вряд ли полезны для твоего здоровья. Ангина. Пневмония.
— Никогда в жизни еще не встречалась ни с чем подобным, — сказала Кристина. «Он ворчит на меня. Разыгрывает заботливого папашу (а может быть, мамашу?), но все в порядке. Здоровье пока еще меня не беспокоило».
Главный разговор они откладывали до того времени, когда закажут обед. Кристина хотела заказать салат с сочной горчичной приправой, но она с утра ничего не ела (несколько соленых крекеров не в счет), то есть для нее это фактически был завтрак, а на завтрак ей не хотелось брать горчицу с уксусом. Вместо этого она заказала морковный пирог.
О том, чтобы не нервничать, и речи не было. Она пыталась, по крайней мере, уменьшить свое волнение наполовину, но и это давалось с трудом. Ночью она спала мало, поднялась в семь. Утро было прекрасное: вермонтские холмы, поросшие деревьями, празднично поблескивали на солнце. Но это утро осталось теперь далеко позади, а сейчас ничего у нее не было на душе, кроме тревоги: из-за Джима, который был явно выбит из колеи, и из-за этого терпеливого Говарда, солидного и вежливого, который глядел на нее сквозь стекла очков в темной оправе своими мягкими, но неулыбчивыми глазами.
— Как у тебя дела? — спросила она, пытаясь успокоиться.
— Хорошо, Кристина. Все идет хорошо. Все время занят.
— Отлично. Занят — это хорошо, — сказала она. Он не ответил. — Так хорошо это или нет? Ведь когда есть дела, это же очень хорошо, разве не так? Ты должен быть только доволен, что у тебя есть дела? — Она понимала, что мелет вздор. Господи! — И что, много интересного?
