Первым делом я записалась на сальсу, куда мне следовало приходить два раза в неделю на пару часов занятий. Затем в кружок рисования при доме офицеров на четыре часа в неделю. И, наконец, в драматический театр в любительскую труппу, которая занимала меня еще два дня в неделю. В общем со скукой временно было покончено, и это бесконечно радовало.
* * *
И вот однажды, когда я собиралась на сальсу, уже почти готовая к выходу, из гостиной внизу раздался душераздирающий крик:
— Алиска, мать твою! Ну-ка иди сюда!
Глава 3
— Алиса, мать твою, бегом ко мне! Рысью, рысью…
Богдан снова напился как свинья и в очередной раз решил поучить меня жизни. Хотя, надо признать, по-трезвому он был вполне адекватный и совсем не грубый. Если, конечно, я не лезла к нему со своей дурью. А после того раза за столом, я не лезла.
Зато когда он напивался, дома начиналась настоящая вакханалия с бесконечными нравоучениями, критикой и унижением меня.
Вот и в этот раз пришлось мне выйти из укрытия — своей комнаты на втором этаже нашего огромного дома, чтобы с кислой миной выслушивать наставления муженька. Не выйти я не могла — сам придет, за ручку выведет и еще три часа будет вдалбливать мне в голову, почему, как и за что конкретно я должна его ценить, уважать и бояться.
— Алиска, иди сюда, дрянь моя ненаглядная!
— Богдан Витальевич, вы снова перебрали, — я тихой сапой проскользнула мимо его цепких рук и опустилась в кресло напротив.
— У-у-у, солнце мое, все опустить меня пытаешься, по отчеству называешь, типа чужой я тебе, да?! — Вертелецкий грозно нахмурился, набычился и опасно навис надо мной, сжав кулаки.
Я поежилась и вжалась в спинку кресла. До сих пор Вертелецкий меня не бил, помня видимо про обещание, данное моему дядюшке, но кто знает, что сейчас взбредет в его пьяную голову.
— Нет, нет… что вы… Я вовсе не поэтому. Я просто вас очень уважаю, — пискнула я, на что муж вдруг резко разогнулся и захохотал.
— Хитра Лиса-Алиса, да я хитрее. Что, ерундой страдать вздумала? Думаешь, так изменять легче будет? Сальса ведь, мать ее, сальса, Вадик, ты слышал?!
Вадик — личный помощник и охранник драгоценного тела муженька тут же заржал, как всегда, пресмыкаясь перед хозяином, а я поморщилась. Идиоты.
— Нет, что вы, Богдан Витальевич! Я просто подумала, что ваша жена должна быть разносторонней личностью. Не хотите же вы, чтобы я целыми днями сидела дома, варила борщ и рожала детей?! Каждый год по одному?!
Вертелецкий вдруг прекратил смеяться и тихо произнес:
— Вообще-то именно этого я и хочу. Впрочем… развлекайся… пока. И не думай, что сможешь выкинуть какую-нибудь хрень. Мои ребята за тобой наблюдают. Ты же у нас круглая сирота…
Я невольно сглотнула ком в горле. Вот и сбылись мои предчувствия и опасения. Покажется так мужу, что я гуляю от него, мигом башку свернет.
— Не волнуйтесь. Я думать умею, — пробурчала я. Подумала и добавила, — Немного…
* * *
В общем и целом я старалась как можно реже попадаться муженьку на глаза, а уж если и оказывалась с ним наедине, то по крайней мере училась сдерживать свой острый язык, дабы не провоцировать Богдана на действия против меня же.
Короче говоря, копила все в себе.
Психологи вроде что-то там говорят про то, что нельзя все держать внутри себя, но это они видимо с моим мужем не жили. Попробуй выскажи этому бандиту свое недовольство, мигом без языка останешься. А то и без головы вовсе. Вот и ходила я вечно раздраженная и все больше впадала в уныние. Единственное, что я могла, так это исподтишка показывать язык своим вечным соглядатаям, ходившим за мной по пятам, да подшучивать над ними под одобрительные смешки публики.
Да я такая, злая я.
Сокурсники по кружкам быстро привыкли к вечному присутствию бритых качков и в конце концов мы совсем перестали обращать на них внимание.
Моим партнером по танцам оказался симпатичный кареглазый Сашка, который только что в рот мне не заглядывал.
Сашке на вид казалось лет восемнадцать, по паспорту двадцать два, а в душе все сорок. Сашка многое в этой жизни понимал и принимал — тяжелое детство с вечно пьяной маменькой научило разбираться и в людях, и в ситуациях. Ну конечно, попробуй не научиться фильтровать людей, используя глаза и интуицию как сканер, если в детстве нужно было быстро и с ходу определить, опасный ли новый мамин ухажер, или можно спокойно лечь спать, не ожидая утром увидеть рядом на своей постели пьяного урода.
Сашка, кстати, как и я, быстро оказался сиротой. Когда ему исполнилось восемь, его маму все-таки прирезал какой-то очередной собутыльник и только чудом Сашка в это время находился вне дома. Шлялся с соседскими пацанами, такими же, как и он беспризорными детьми при живых родителях-алкашах, по стройке и не знал, что в это время происходит дома.
Второй раз маленькому Саше повезло, когда его вместо детского дома отправили к какой-то дальней родственнице, которая оказалась вполне милой теткой. Может как сына она мальчика и не полюбила, но по крайней мере теперь он был всегда сыт, одет, не получал подзатыльники и даже не просыпался по ночам от страха за свою жизнь и честь.
Поэтому в этом вихрастом неуклюжем парне я как-то сразу почувствовала родственную душу. Такой же одинокий и неприкаянный. Но свободный…
ЗАТО свободный!
И вот мы так здорово сошлись характерами, притерлись танцевать вместе и надо было ему все испортить.
Сашка знал за кем я замужем. Во-первых, видел амбалов, что приезжали со мной на занятия, во-вторых, слухами земля полнится и наш клуб не исключение.
Сашка многое понимал и принимал. Но единственное, во что умный и не по годам мудрый мальчик никак не мог врубиться, какого черта я замужем за Вертелецким, известным в городе бандитом даже для неосведомленных обывателей?!
Он и так и эдак ломал голову над столь странной загадкой, но никак не мог сообразить, что заставило меня выйти замуж за Богдана.
Конечно же ему было невдомёк, что я не смогла ослушаться любимого дядю, подарившему мне относительно счастливое детство.
Прошло немало времени, прежде чем Сашка поборол в себе робость, чтобы задать этот каверзный вопрос. Лучше бы он и дальше молчал, конечно, потому что оправдываться или врать что-то не было никакого желания.
Я, как смогла, отшутилась, но в душе снова поселилась, начавшая уже было проходить, тоска.
— Алис, а разводись, а? — однажды прошептал Сашка мне в ухо, прижимаясь всем корпусом во время репетиции.
— Алис, а разводись, а? — однажды прошептал Сашка мне в ухо, прижимаясь всем корпусом во время репетиции.
Я с улыбкой покрутила головой, разговаривать на эту тему желания не возникало.
— Выйдешь за меня, — он чуть сильнее, чем нужно, сжал мою талию, и я, слегка поморщившись от этой близости, почувствовала легкое дыхание на своей шее.
— Щекотно, — игриво развернулась на пятках и вроде бы случайно убрала его руки, при этом вовсю продолжая двигаться в ритме танца.
Сашка вроде бы всё правильно понял, притворно улыбнулся, но на щеках едва заметно заиграли желваки. Обиделся…
Забегая вперед, скажу, что Сашка еще не раз предпринимал попытки развести меня с супругом, однако каждый раз я всячески избегала этой темы.
Сашка оказался хорошим парнем и другом. Мы могли общаться обо всем на свете, но тема моего брака всегда была под запретом. Может оттого, что я сама себя презирала за союз с нелюбимым и меньше всего на свете хотела, чтобы кто-то узнал о моих слабости и трусости. Тем более Сашка, которого я уважала и ценила. Друзей у меня всегда была немного, и каждый из них был уникален по-своему.
Однажды он снова ни с того, ни с сего поднял эту скользкую тему. Мы уже заканчивали танцевать, когда Сашка как бы невзначай коснулся губами моего уха.
Шепнул, тяжело дыша, то ли от быстрого темпа, то ли еще от чего-то мне неведомого:
— И все равно ты с ним разведешься. Я же вижу. Ты не такая…
Я сердито наступила ему на ногу.
