выброшу его, когда буду уходить.
Я выхожу на лестничную площадку, и в этот момент звонит телефон. Это Мила, она наконец решила мне перезвонить.
– Привет! Зачем ты ищешь Дани?
– Я пытаюсь дозвониться ему со вчерашнего дня, но телефон отключен.
– Наверняка он его потерял или забыл где-нибудь, как обычно, – вздыхает Мила. – Чему ты удивляешься?
Я сглатываю, не знаю, стоит ли рассказывать ей все, и Мила замечает мои колебания.
– Что-то случилось?
– Нет. Хотя да, к нам с папой приходил полицейский. Он искал Дани.
– Что? Почему?
– Он не сказал.
– Черт. Подожди-ка. – Я слышу скрип двери, она выходит на улицу, я прямо вижу, как она прячется в тенистом саду с беседкой и ящиками с цветами. – Ты думаешь, он придет и сюда тоже? – наконец говорит она.
– Полицейский? Вполне возможно.
– Что он опять натворил? – выдыхает она.
– Еще неизвестно, он ли что-то натворил. Ты ведь знаешь, как работает полиция.
– Лидия, – говорит она строго. – Мы ведь говорим о Дани.
– Который прекрасно справлялся после того, как вышел из тюрьмы, который постоянно ходил в реабилитационные группы.
– И который обещал прийти на выступление танцевальной студии Эллен на следующей неделе. О, как она расстроится.
– Не говори пока ничего детям! Мы ведь не знаем, что случилось.
– Конечно не скажу, но, знаешь ли, врать я им тоже не буду. Они все равно заметят, что Дани исчез.
Мы молчим, но я знаю, о чем она думает. Она размышляет о том, как эта ситуация повлияет на нее, каким образом она сможет минимизировать последствия для своей жизни.
– Я беспокоюсь о нем, – говорю я после продолжительного молчания.
– Понимаю, но тебе ни в коем случае нельзя ни во что вмешиваться. Подумай о себе, а!
– Но ведь Дани, может быть, нужна наша помощь, – протестую я.
Она снова вздыхает.
– Не знаю, заслуживает ли он ее. Ты ведь знаешь, с какими личностями он общался. Если и в этот раз все будет так же, я хочу держаться от этого подальше.
– Да ладно тебе, он ведь наш брат.
– Мне все равно. Он сам во всем виноват.
Я чувствую, как набегают слезы, пытаюсь их сглотнуть.
– Послушай меня, – продолжает она, голос звучит очень твердо. – Держись подальше от Дани и никому об этом не рассказывай. Если уж в дело вмешалась полиция, значит, все серьезно. Последнее, что тебе нужно, это вляпаться в его дерьмо.
Я смотрю на зеленый мешок для мусора в моей руке, чувствую, как мои пальцы касаются мягкого полиэтилена. Тряпки и осколки стекла почти ничего не весят. Потом я думаю о том, чего не понимает Мила. Я уже вмешалась. Проблема Дани – моя проблема. Так было всегда.
Мне было одиннадцать, я стояла возле заброшенного дома неподалеку от старой железной дороги вместе с Джозефиной. Штукатурка отвалилась кусками, у окна торчали утыканные гвоздями доски, весь фасад покрывали граффити. Большие серо-черные буквы вздувались над красным кирпичом.
Я искала в сумке конфету, которую я обещала Джозефине, а она собирала волосы в хвост. Волосы были длинные, светлые, слегка вьющиеся. Джозефина воплощала в себе все, о чем я только мечтала. Она была очень милой, прекрасно рисовала, жила в отдельном доме в Кюльдалле и ездила на двухцветном велосипеде «Кресент» с корзинкой.
Мы ушли далековато от школы, но я хотела прийти именно сюда. Хотела побыть с ней наедине, подальше от других девочек. Лучшей подругой Джозефины была Тереза, а я, в общем-то, всегда держалась на периферии. Занимала место Терезы, когда она болела или уезжала куда-нибудь с семьей. В моем пенале всегда было полно жевательных мармеладок, которые так любила Джозефина. Тереза знала об этом и следила за Джозефиной, как волчица за своими волчатами. Как только я подходила к ним, она сразу же обнимала Джозефину и шептала ей в ухо какой-нибудь секрет так, чтобы было слышно только им двоим. Но я не сдавалась, ведь дружба с Джозефиной была единственным, чего я по-настоящему хотела. Я представляла себе, какой была бы моя жизнь, если бы Джозефина выбрала в лучшие подруги меня.
Сейчас в руках у меня был козырь. Джозефина влюбилась в кузена Терезы Бенжамина. Он был на год старше и самый симпатичный из всех шестиклассников школы Софиелюнде. По крайней мере, так считала Джозефина, поэтому они встречались. Но я видела Бенжамина с Ангелиной из параллельного класса. Я видела, как она взмахивала длинными волосами и улыбалась очаровательной улыбкой. Ставки были очень высоки, но я устала ждать и решила использовать свой шанс.
– Что ты хотела мне рассказать? – спросила Джозефина, доставая из пакетика, который я держала перед ней, кислую пастилку.
Я колебалась. То, что я собиралась рассказать, должно было расстроить ее.
– Лидия?
– Да, – вздохнула я, пытаясь показать, что мне тяжело об этом говорить. – В общем…
Больше я не успела ничего сказать, потому что за угол завернула Тереза на своем велосипеде.
– Вот они! – закричала она и так близко подъехала к тротуару, что ее колесо врезалось в нас. – Вы чего ушли?
Она обвиняла нас, и мне стало не по себе. Ну почему я не сказала все сразу? Ну и как теперь все это сказать?
– Лидия хотела мне что-то рассказать, – ответила Джозефина и взяла еще одну пастилку.
– Да ладно? И что же?
Я дергала нитки из куртки, но сразу же перестала, как только заметила критический взгляд Терезы. При ней я все время чувствовала, что со мной что-то не так.
– Это про Бенжамина, – пробормотала я.
– И что с ним? – спросила Джозефина.
Я глубоко вздохнула.
– Я видела его в субботу рядом с кафе на улице Амралсгатан, – сказала я и посмотрела на Джозефину. – Он был с Ангелиной, они выглядели как парочка.
– Парочка? Что ты имеешь в виду?
– Они целовались.
Тереза спрыгнула с велосипеда и отбросила его в сторону.
– Ты врешь! – сказала она, поворачиваясь к Джозефине. – В четверг он был у нас. На семейном обеде.
– Когда? – спросила меня Джозефина.
– Вечером.
– Это неправда, – взорвалась Тереза. – Спроси мою маму, если хочешь!
Джозефина посмотрела на меня, в ее взгляде была неуверенность, она явно не знала, может ли верить моим словам.
– Ты просто завидуешь, потому что у тебя нет парня, – продолжала Тереза, обнимая Джозефину за плечи.
Я чувствовала, как счастье ускользало из моих рук. Это был мой шанс завоевать Джозефину, но вместо этого я ее теряла.
– Я уверена, что видела его, – запротестовала я, но мой голос сорвался на октаву выше, я сама услышала, как жалко он прозвучал.
– Он любит
