Хоуп повернулась в его объятиях, подняла лицо, обняла его за талию и поцеловала. Он вышел на настил обнаженным — никто на берегу не мог увидеть их в этот час ночи, в этот самый темный час — и Хоуп бесстыдно пробежала пальцами по его спине, бедрам, ягодицам. Если верно то, что он мог сделать ее своей, то столь же верно и то, что она одержима им, по крайней мере, сегодня ночью.
Он глубоко поцеловал ее, возбуждая губами, языком и руками и требуя большего. Ее тело сжималось и расслаблялось, дрожало и быстро становилось неконтролируемым. Равно как и у Гидеона. Она чувствовала это в каждом нежном касании его рук; испытывала в поцелуях. Он легко поднял ее, издав низкий стон, звучащий как неудовлетворение или, возможно, нетерпение. Она обхватила его талию ногами. Он был близко, так близко.
— Тебе не нужно… — начала она, затаив дыхание.
— Уже подумал об этом, — ответил он охрипшим голосом.
Хоуп переместилась так, чтобы притянуть его еще ближе, вести в себя.
— Ты вышел сюда, надев презерватив? Да ты весьма уверен в своем очаровании, не так ли? — поддразнила она.
— Я был преисполнен оптимизма.
Кончик его восставшей плоти дразнил ее вход, и она начала опускаться на него, стремясь к нему и желая его так, что до сих пор удивлялась сама себе. За прошедшие двадцать четыре часа она занималась сексом больше, чем за все прошлые пять лет. И у нее никогда не было такого секса: всепоглощающего, мощного и красивого, лишенного неловкости и несбывшихся ожиданий. В объятиях Гидеона она ни разу не почувствовала даже мимолетного разочарования.
— Я рада, что ты проснулся, — прошептала она, прижимаясь губами к его уху. — Никогда раньше не занималась любовью в лунном свете.
Гидеон замер. Все его тело напряглось, мускулы сжались.
— Лунный свет.
Он торопливо снял ее с перил, на которые она частично опиралась, и отнес в глубокий полумрак у дома. Там лунный свет их не касался, но не было и перил, на которые можно опереться. Гидеон держал Хоуп, а она держала его. Ее спина была прижата к стене, и Хоуп чувствовала себя одновременно плывущей и устойчивой.
Когда он вошел в нее, глубоко и жестко, они полностью растворились друг в друге и в кромешной тьме. Хоуп не беспокоило, где они находятся. При лунном свете или дневном, в темноте или под солнцем. Под укрытием или только под луной и звездами. Пока Гидеон оставался с ней, пока держал ее, Хоуп ничто не тревожило. Инстинкт взывал к нему, но она чувствовала и нечто большее, чем настойчивая физическая потребность.
Она очень долго считала, что не сможет влюбиться. Ее мать, сестра, племянники — только в любовь к ним она осмеливалась верить. Романтическая любовь таила множество ловушек. Хоуп не просто не желала влюбленности, но и прилагала все усилия, чтобы избежать ее. Любовь была западней, угодив в которую, очень быстро начинаешь испытывать душевную боль. Этот внезапный взрыв эмоций, нахлынувший сейчас, когда Гидеон держал ее в объятиях и заполнял собой, приближая к освобождению, несомненно был вызван только силой секса.
Но пока он занимался с ней любовью, пока ее спина прижималась к стене, а ноги обвивали его, она не могла представить, что сможет испытывать подобные ощущения с кем-то другим. Она может влюбиться в него. Этот мужчина может стать центром ее вселенной и полностью перевернуть ее мир. Она может полюбить его со всеми этими призраками, световыми эффектами и всем остальным. Пугающая перспектива.
Они вместе достигли кульминации с криками и стонами, которые потерялись в глубоком поцелуе. Под звуки прибоя и сияние лунного света, вместе с дрожью тела пришел миг озарения, когда эти слова снова пришли на ум. Я могу влюбиться в тебя. Колдовское сияние Гидеона рассеяло тьму и вызвало у нее улыбку. «Я люблю тебя» рвалось с губ, но Хоуп удержала слова. Еще слишком рано для такого признания. А также слишком опасно.
Гидеон отнес ее в дом и нежно уложил на постель. Избавившись от презерватива, он вернулся к кровати, устраиваясь рядом. Она осталась в его футболке. Хоуп нравилось чувствовать ее на своей коже, этот изношенный хлопок, все еще немного пахнувший Гидеоном.
— Утром я собираюсь поехать на место убийства Корделл и оглядеться там, — произнес он. Его голос звучал ласково и хрипло.
— Ты хочешь сказать мы, верно?
Он помедлил.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь.
Она немного приподнялась. Если бы она не чувствовала себя такой обессилевшей и не была только что полностью удовлетворена, если бы «я люблю тебя» все еще не таилось на краю сознания, то его слова, возможно, рассердили бы ее. Но вместо этого она улыбнулась.
— Ну уж нет.
— Необходимо изучить еще ряд документов. Ты нужна мне здесь.
— Подготовь их, и я прочитаю дела в автомобиле.
Он обхватил ее за талию и притянул к себе.
— Мы сможем поспорить об этом завтра?
— Конечно. — Ее глаза слипались. Теперь она наверняка сможет заснуть. — Мне нравится спорить с тобой, — призналась она, вздохнув. — Ты очень занятный, когда сердишься.
Гидеон фыркнул, потом рассмеялся.
— Ты одна такая, Хоуп Мэлори.
— Ты тоже один, Гидеон Рейнтри. — Это было настолько близко к признанию в любви, насколько любой из них был готов себе позволить выразить.
***
Гидеон проснулся намного позже восхода солнца, что было для него необычно. И также необычно было просыпаться, обнимая красивую женщину.
В прошлом его сексуальные отношения быстро заканчивались. И даже если они длились несколько недель или даже месяцев, он все равно держался на некоторой дистанции. Он не проводил со своими женщинами всю ночь и не просил их оставаться у него. Это было слишком опасно.
Спя рядом с Хоуп, он не чувствовал никакой опасности. Это казалось правильным, прекрасным и естественным, как будто они спали вместе уже тысячу лет. А вот это действительно становилось опасным. Очень опасным, потому что вчера вечером он едва не забыл о словах Эммы и не взял Хоуп в лунном свете. Он надел презерватив, но стопроцентно эффективной защиты не существовало. Лишь из предосторожности он перебрался в тень, прежде чем погрузиться в нее.
Гидеон задрал ее рубашку, вернее свою рубашку, и прижался ртом к плоскому животу. Проклятье, на вкус она была чудесной. Восхитительной, очень теплой и шелковистой. Он целовал ее, смакуя аромат и вкус, поглаживая кончиком языка вверх и вниз, посасывая кожу, пока не почувствовал, как ее рука зарылась в его волосы.
— Доброе утро, — сонно и удовлетворенно пробормотала она.
В ответ он немного приподнял ее рубашку и просунул руку под мягкий хлопок. Оголив одну грудь и глубоко втянув в рот сосок, он ощутил ладонью холодок ее защитного амулета. Пальцы Хоуп крепче вцепились в его волосы, и Гидеон втянул сосок глубже. Он смаковал и вкушал Хоуп, пока с ее уст не сорвался один из тех коротких стонов.
