— Занятно, — покачал головой я. — Ведь я никогда не был знаком с таким человеком, как вы, мистер Маллиген. Вы — единственный во всем мире, про кого я мог бы сказать: «вот — мой друг».
— В мире много друзей, Кэмбер.
— В вашем мире, мистер Маллиген. В моем их нет.
Маллиген пожал плечами.
— Жизнь у нас длинная, Кэмбер. Не позволяй всякой швали садиться тебе на голову. Радуйся тому, что имеешь.
Я кивнул.
— Ты ведь и сам — славный малый, — усмехнулся Маллиген.
Мы ещё раз обменялись рукопожатием, а потом он сел в машину и укатил. Но слова его остались со мной. Никто прежде не говорил мне таких слов.
Полли продолжала спать, когда Алиса уложила её уже в собственную, детскую кроватку. Бедняжка так устала и измучилась, что нам стоило совсем небольших усилий убедить её на следующий день, что почти все случившееся не более, чем кошмарный сон. Психиатры утверждают, что подобные ужасы не стираются совсем, оставляя в мозгу детей незаживающие раны, которые сохраняются на всю жизнь. Мне кажется, что трудно встретить ребенка без той или иной раны, но Полли, по меньшей мере, просыпаясь, сразу встречает только любовь и понимание.
Пока Алиса укладывала нашу дочурку, я проверил, заперты ли все двери и окна. Отныне мне надолго предстояло ежедневно выполнять этот ритуал.
Затем я сбросил окровавленную одежду, порадовавшись, что не надел один из своих дорогостоящих костюмов. Я отнес джинсы и рубашку со спортивной курточкой на кухню, показал Алисе и спросил, что с ними делать — сжечь или закопать.
— Ни то, ни другое, — твердо сказала она. — Такие вещи на дороге не валяются. Я брошу их в стиральную машину — и они будут, как новенькие.
Я кивнул, не в силах пускаться в споры. Небо уже зарозовело.
— На работу я не пойду, — заявил я.
— Это ещё почему?
— Яффи видел, что я болен.
— Что ж, ты ещё ни разу не пропускал работу из-за болезни. Сейчас, Джонни, для тебя главное — побыстрее лечь спать. Ложись в постель.
— Я должен принять ванну.
— Прими ванну и отправляйся спать. Ты голоден?
Я покачал головой.
— У нас в холодильнике есть полбутылки водки.
Я снова помотал головой.
— Выпить я бы не отказался. Но, если выпью, меня сразу стошнит.
— Тогда ложись спать и постарайся выспаться.
— Если Полли позволит.
— Если Полли проснется, я встану к ней сама. Можешь выспаться досыта.
— Но ты ведь не спала столько же, сколько и я.
— Ты устал больше, Джонни.
— Почему?
— Потому что мужчины и женщины сделаны из разного теста, Джонни. Это трудно понять, да?
— Да, трудно, — кивнул я.
Я отмок в ванне и принял душ, смывая и соскребая с себя чужую кровь и стараясь, из опасения, что меня вывернет наизнанку, не смотреть на стекающую с меня кроваво-красную воду. Так я стоял и стоял под душем, пока не услышал голос Алисы:
— Джонни, ты не уснул там?
Тогда я наконец вылез, насухо вытерся, облачился в пижаму и забрался в постель. Кровать у нас с Алисой двуспальная, старого образца. Я заикнулся как-то раз о сдвоенной кровати, но Алиса наотрез отказалась, пояснив, что уважающие себя англичане не разделяют современных американских представлений о том, каким должно быть супружеском ложе.
— Супруги должны вести нормальную супружескую жизнь, — заявила она, — а не прикидываться только друзьями. Да и что скажешь Полли, когда она повзрослеет и начнет задавать вопросы?
Это решило исход дела и у нас осталась двуспальная кровать. Я уже почти спал, когда Алиса забралась в постель и прижалась ко мне, теплая и мягкая.
— Джонни?
— А?
— Ты спишь?
— Почти.
— Я не могу злиться на тебя в постели, Джонни.
— Хорошо.
Она обвила меня руками.
— Джонни?
Я уже проваливался в небытие, но Алиса извлекла меня оттуда.
— Джонни?
— Что?
— Ответь мне — всего на один вопрос.
— Ладно. На один.
— Ты её любишь?
Я встрепенулся, силясь понять, на каком свете нахожусь, и ответил:
— Не совсем.
— Что?
Я разлепил глаза и посмотрел на нее. Потом нагнулся, чтобы поцеловать, но Алиса отстранилась.
— Что, черт побери, ты имеешь в виду под «не совсем»?
— Ты же никогда раньше не ругалась.
— Сейчас — случай особый, черт возьми! Итак — что ты этим хотел сказать, дьявол тебя дери?
— Да ничего я не хотел этим сказать. Я люблю тебя, Алиса.
— Легко сказать. А к ней ты что испытываешь?
— Не знаю.
— Нечто?
— Нечто, — признал я.
Я уже почти уснул, когда услышал, что она снова меня окликает.
— Джонни?
— А?
— Можешь поцеловать меня, если хочешь.
Все это случилось семь недель назад, но в нашей жизни ровным счетом ничего не изменилось. Разве что, если верить Алисе — характер у меня стал более сносным. Должно быть, Алиса права, хотя её характер лучше не стал, даже наоборот. Я утешил себя, что это временно.
На следующий день все газеты напечатали свою версию трагедии в Мидоусе. Поскольку это было самым сенсационным происшествием за многие годы, оно везде удостоилось первых полос и самых броских и крикливых заголовков. Впрочем, постепенно, как мы и ожидали, интерес публики к этому делу угас и оно ушло в историю как одно из самых загадочных нераскрытых преступлений нашего века. Правда, уже в первый день некоторые нью-йоркские газеты, в частности, «Нью-Йорк Таймс» осознали возможный политический характер убийства и отнеслись к нему вполне трезво.
Вот, например, какую заметку поместила одна из нью-йоркских газет:
«Если трагедию на яхте ещё можно объяснить стычкой двух бандитов, то причины её остаются пока неизвестными. Нет ответов и на следующие вопросы: какова взаимосвязь, если она есть, между этими бандитами, отпечатки пальцев которых уже давно хранились в картотеке ФБР, и генеральным консулом республики …? Что они делали на яхте, принадлежащей этому консулу? Почему яхта стояла на якоре в канале Берри — самом непроходимом и малопосещаемом месте Мидоуса? И наконец — кто убил самого генерального консула в заливе Ньюарк?
Версия полиции, что катер консула был вынесен в залив приливом, а бандиты, убившие генерального консула на яхте, передрались из-за добычи, оставляет желать лучшего. Куда, например, пропала эта пресловутая „добыча“? Куда исчезло орудие убийства? И наконец — что случилось с женой генерального консула?
Как сообщил нам секретарь мистера Монтеса, миссис Монтес покинула консульство вчера днем, выехав на красном спортивном „мерседесе“, и с тех пор не возвращалась. Может быть, и её тело покоится среди илистых заводей Мидоуса? Нет, что ни говорите, а иностранных дипломатических работников следует охранять с большим вниманием»
