Ознакомительная версия.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Клюфт.
– Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Так как это угодно Богу.
– А что у меня может быть хорошего? Впереди только смерть.
– Ты эгоист. Ты вновь думаешь о себе! – ухмыльнулся богослов.
– Стоп, ты на что намекаешь? – испугался Павел Сергеевич.
– Успокойся, успокойся тебе нельзя волноваться, у тебя слабое сердце. Инфаркт в восемьдесят с лишним это не шутки.
– Да плевать я хотел, на инфаркт! Ты мне скажи, на что намекнул? Ты намекаешь на моего внука? На него? Ему что грозит опасность? Ты как тогда в тридцать седьмом пришел меня предупредить? Что я могу сделать? Что? Какая опасность? А? богослов? Ответь мне! Прошу! Ради Господа прошу! Не надо беды ему! Пусть Бог накажет меня!
– Бог не наказывает невиновных! Ты это знаешь! Просто иногда человек сам может помочь другому человеку! Вот и все! Бог призывает именно к этому! К помощи и состраданию! К покаянию и прощению! Ты можешь сострадать или прощать? А? Посмотри на себя! В тебе самом и есть ответ!
– Нет, нет богослов, я не об этом! Я не о себе! Я о единственном мне дорогом человеке! О внуке! О нем! – взмолился Клюфт.
– Я же тебе и говорю. В моих словах ты и найдешь ответ! И еще, что бы ты все-таки верил в чудо, могу дать подсказку!
– Какую подсказку?
– Вспомни те слова, за которые ты принял муки! Вспомни и найди-то, откуда они исходили!
Клюфт рванулся. Датчики, что были прикреплены у него к груди, отскочили. Медицинский аппарат, что стоял рядом кроватью надрывно запищал. Павел Сергеевич приподнялся и присел. И вновь, опять все повторилось. Пустая комната. Никого.
В это время дверь раскрылась и в палату забежала медсестра. Она испуганно бросилась к Клюфту:
– Больной! Больной! Вы лежать должны. Что такое? Пришел в себя это не значит, что нужно вскакивать с постели. Успокойтесь! Все хорошо! – девушка с заботой уложила Павла Сергеевича обратно на подушку.
Она аккуратно сняла датчики с груди Клюфта и ласково сказала:
– Ну вот! Вот и все, они нам пока не нужны. Доктор сказал, как проснетесь отключить аппарат. Вы хорошо себя чувствуете? Ничего не тревожит? Грудь не давит? – заботливо спросила медсестра.
– Нет-нет, все хорошо, Клюфт закрыл глаза.
Он немного успокоился. Дыхание стало ровным. Павел Сергеевич, тихо спросил:
– Вас как зовут-то?
– Анна! – смущаясь, ответила девушка.
– Доброе у вас лицо Аннушка, сразу видно вы человек сердечный. Хороший. Даже вы, когда мне колите в вену, мне не больно. Так раз и все! Мягкая у вас рука, – Клюфт попытался улыбнуться и посмотрел на девушку.
Она отодвинула подставку с капельницами в угол. Поправив, выбившиеся из-под белого колпака волосы, присела на стул возле кровати. Погладив Клюфта по руке, нащупала пульс и тихо сказала:
– Да полно вам. Лежите спокойно. Павел Афанасьевич. Вам нельзя волноваться. А вы вон что делает, заигрываете со мной.
– Я заигрываю?! Деточка, да мне за восемьдесят давно! Какие тут флирты?! Хотя бы годков двадцать сбросить, я бы, эх!
– Павел Афанасьевич, лежите спокойно. Еще раз говорю. Вам покой нужен. Инфаркт дело серьезное, тем боле в таком возрасте.
– Нет, Аннушка. Уже покой, как говорится, нам будет только сниться. До покоя то осталось совсем немного. Раз и там. Я стою на краю жизни. А вы еще в ее начале. И мне лучше все знать. Проверьте деточка! Лучше. Вам не понять моих мыслей, а вот я могу. Потому как я был молод и полон сил. И любил, и ненавидел. Все было. И теперь вы знаете, я словно в музее своей жизни! Словно хожу по этому зданию из комнаты в комнату, из зала в зал! А каждый зал, как кусочек моей жизни! И декорации к ней – воспоминания. А люди, которых я знал, словно манекены. Стоят такие вот немые, вроде живые, ничего не говорят. И иногда так больно, так сердце защемит, что они только вот, манекены, воспоминание! И хочется, что бы они заговорили, а поздно!
Девушка улыбнулась, встав со стула, кивнула головой и ласково сказала:
– Вы красиво говорите. Как писатель. Только вот грустно вот. Ну, порой очень грустно. Что про смерть то все время думать? А? Гоните вы эти мысли! Не надо печалиться. Печальное настроение в вашем положении, я как медработник вам говорю – противопоказано! – Анна направилась к двери.
Открыв ее, она задержалась на пороге. Улыбнувшись, весело добавила:
– Да, тут к вам друг молодости пришел. Он там ждет в коридоре. Я его сейчас позову!
– Какой еще друг? – насторожился Павел Сергеевич.
Но медсестра уже хлопнула дверью. Клюфт напряженно ждал.
«Может это богослов? Вернулся? Может это он! Нет, она не могла его видеть? Он приходит лишь ко мне. Стоп! А как же Павел? Он ведь видел! А видел ли он богослова? Может это совпадение! Может это ошибка! Господи! Помоги мне!» – Павел Сергеевич зажмурил глаза. Ему так захотелось плакать. Он почувствовал себя совсем старым немощным и одиноким.
Хлопнула дверь. Несколько секунд тишины. Клюфт открыл глаза. Это было то, что он никак не ожила увидеть. Посреди палаты стоял Андрон Маленький. На плечах у него был накинут белых халат. В руках он держал пакет.
Клюфт замер. Он не мог произнести ни слова. Видеть этого человека ему было противно. Павел Сергеевич хотел закричать и прогнать ненавистного посетителя, но не смог. К горлу подкатил комок.
Маленький меж тем прошел к кровати. Деловито достал из пакета апельсины, кефир и коробку сока и положил все это на тумбочку. Пододвинул стул поближе к кровати и сел. Достав из кармана платок, протер им свои большие очки. Кивнув головой, грустно ухмыльнулся и сказал:
– Вот пришел Клюфт поведать тебя. Не знаю, что меня сюда вот привело? Право не знаю. Выгонишь? Выгонишь! По лицу вижу. Выгонишь, ну и правильно сделаешь. Мне в принципе все равно. Вернее, я это и жду. Но это не важно. Мне было важно вон, в лицо тебе посмотреть. В глаза твои.
Клюфт закрыл глаза и отвернул голову. Тихо ответил:
– Ну что, посмотрел?
– Посмотрел.
– И, что дальше? Доволен?
– Доволен. То, что надо увидел. И теперь спокоен.
Клюфт повернул голову и внимательно взглянул на Маленького.
– И, что же ты увидел? – Павел Сергеевич недоверчиво покосился на руки Маленького.
В них он теребил носовой платок. Клюфт понял, что Андрон волнуется. Он с хрипотцой в голосе ответил:
– Глаза твои, я увидел. В них нет злобы. Ты простил меня. Хоть и не хочешь это показать. А мне это в принципе и не надо. Я увидел. И мне спокойно.
– Значит, ты пришел просить прошения? Так выходит? Значит, ты каешься?
– Нет. Я не каюсь. Мне просто жалко. И себя и тебя Клюфт. Нам уже много лет. И я не хочу, чтобы мы вот так в злобе умирали. А каяться, я же тебе говорил, мне не в чем.
– Нет, Маленький, ты пришел просить прощения. Просто тебе стыдно, и ты пока не можешь сознаться в этом. Признаться, даже самому себе! Что ты тогда был палачом! Палачом! Нет, не просто палачом! Палач это тот, кто убивает по приговору, но он убивает преступников! А ты, ты просто убийца! И твои коллеги убийцы! Они просто убивали! Они убивали, зная, что человек невинен! И ты отправлял на смерть невинных!
Ознакомительная версия.
