— Теперь этому конец. Никаких обременительных путешествий со мной вам больше не грозит.
— Мисс Вестон, вы столько раз говорили это… По-моему, все мы во власти Господа.
— Сию же минуту докажу, что оставляю вас здесь в полном покое, без риска, что кто-либо когда-нибудь его нарушит.
«На редкость красивая женщина, — думал Баннистер, — вот только невозможно предугадать, когда она превратится в сокрушительный циклон».
— Я вернулась потому, что мы опять обменялись сумками. Привезла вам этот противный несессер, я лишь заглянула нечаянно в эту вашу святая святых и тотчас же захлопнула сумочку. Вот ваше сокровище, сэр, держите и радуйтесь, — сказала Эвелин и швырнула сумку с такой силой, что под ногами у Будды бритвенные лезвия с квасцами заплясали дикий танец. — И верните мне, пожалуйста, мою сумку. Мы с Эдди тотчас же покинем вас, и отныне пути наши разойдутся навсегда.
— Какой трогательный обычай на Кингс-роуд: соседи называют друг друга просто по имени, что вообще-то в Англии принято лишь между родственниками или очень близкими друзьями. — С этими словами профессор подошел к камину и взял черную сумку. — Но ведь это моя сумка… Вы не ошиблись, мисс Вестон? — и он непроизвольным движением открыл крышку.
Три шеи вытянулись в направлении сумки, три рта удивленно раскрылись, и три сердца замерли на доли секунды.
На самом виду лежал большой оранжевый пакет, скрепленный пятью гербовыми печатями.
7
Наконец Эвелин решительно шагнула, чтобы взять сумку, но Баннистер захлопнул ее и медленно положил на нее руку, подобно величавому мощному льву, кладущему лапу на кусок мяса, который он съест позднее, а покамест никому не советует посягать на его собственность.
— Верните мою сумочку, — нервно проговорила Эвелин.
— Сумку вы, разумеется, получите, но конверт я вам, к сожалению, отдать не могу. До сих пор ситуация позволяла мне не принимать к сведению то, что до моего сведения доходило. Теперь же, к несчастью, обстоятельства сложились так, что конверт должен попасть к вам, а затем перейти к вашим хозяевам через мои руки. В этом случае я выступаю в такой же роли, как, скажем, Мата Хари или… вы.
Эвелин задумалась. Все верно: до сих пор профессор принимал в деле лишь пассивное участие. Зато сейчас, передав ей конверт из рук в руки, он станет прямым сообщником. И это лорд Баннистер, серьезный претендент на Нобелевскую премию, ученый с мировым именем и — что самое ужасное — безукоризненный джентльмен!
— Полагаю, вы и сами согласитесь, мисс Вестон, что требуете невозможного от серьезного ученого, когда просите меня вернуть конверт. Но я обещаю дать вам возможность скрыться и лишь потом доставить конверт по принадлежности.
Рэнсинг как бы играючи ухватил бутылку с виски за горлышко и только ждал от Эвелин знака, чтобы трахнуть профессора по голове и тем самым положить конец неприятному спору. Однако Эвелин, похоже, не собиралась поощрять подобные устремления.
Девушка раздумывала, Баннистер с тревогой наблюдал за ней.
— Вам не покажется слишком обременительным длительное путешествие верхом на верблюде? — наконец обратилась она с вопросом к Баннистеру.
— Так я и знал… — упавшим голосом проговорил профессор.
8
Первое отдаленное дуновение циклона коснулось его взбудораженных нервов. Надвигается буря! Скромная девушка опять превращается в разбушевавшуюся стихию: взор горит, выдавая одолевающие ее планы, в голове вертятся несуразнейшие мысли, — всякое сопротивление бесполезно, вот-вот, подобно смерчу, она утянет за собою всемирно известного, но абсолютно беззащитного исследователя сонной болезни.
— Ведь вы намереваетесь доставить конверт властям, не так ли?
— Совершенно верно. Но не верхом на верблюде, а только пешком. С некоторых пор у меня возникло болезненное предубеждение против всех видов транспорта. Не знаю, отнесетесь ли вы с пониманием к этой странности…
— Если вы желаете передать конверт в Марокко, мы отправимся в полицию вместе. Но я не представляю, чтобы истинный английский джентльмен с его гуманными убеждениями отказал в помощи беззащитной женщине, в особенности если речь идет о чести безвинно оклеветанного человека.
— Под этим предлогом вы однажды уже заставили меня исколесить пол-Европы, и притом в вечернем, а затем и вовсе в ночном облачении.
— Сейчас речь идет всего лишь о поездке до ближайшего оазиса.
— Это сейчас. Но стоит нам тронуться в путь, как выяснится, что нет ни малейшей возможности остановиться раньше Кейптауна. К тому же верблюд — это вам не автомобиль, и если он по дороге лишится кое-каких деталей, то мы и вовсе застрянем в пустыне.
— Оставьте вашу иронию, сэр! Предлагаю поездку — если хотите, под надежным конвоем — в оазис Марбук. Всего два дня караванного пути. Конверт пусть хранится у вас, и вы расстанетесь с ним, лишь когда убедитесь, что он попадет по назначению. Если вы откажетесь от поездки, значит, в угоду своим эгоистическим соображениям вы попросту пожертвуете наследством бедной семьи, честью безвинно оклеветанного человека и сведете на нет результаты той адской борьбы, какую я до сих пор вела.
Воронка циклона подняла, закружила профессора: он чувствовал, как слабеет его сопротивление.
— Можете вы подкрепить свои слова конкретными доказательствами?
— Правдивость большей части рассказанного могу засвидетельствовать хотя бы я, — вмешался Эдди.
— А остальное доскажу я сама. Прежде всего…
— Стоп! — прервал ее профессор. — Лучше уж ничего не рассказывайте. Я предпочитаю оставаться в неведении. В свете того, что писали газеты, опасаюсь, что вряд ли смогу быть к вашим услугам, если вы проинформируете меня. В данный момент мое участие в этой истории сводится к следующему: вы препоручили конверт моим заботам с просьбой передать его властям не здесь, а в оазисе Марбук, я выполняю вашу просьбу. По-моему, лучше будет оставить все, как есть, на этом и мне пока что ничего не знать о вашем деле. Тогда до известной степени совесть моя будет чиста. К моему величайшему сожалению, вы наделены какой-то роковой властью, которой я не в силах противиться. Однако предупреждаю, что за Сахарой находится Бельгийское Конго и туда я не последую за вами ни ради вашего наследства, ни во имя чести ближнего своего, ни по причине того, что вас преследуют. Дальше Сахары я — ни ногой!
Эвелин печально смотрела на него.
— Вы в этом убеждены, сэр?
Решимость профессора поколебалась.
— Во всяком случае, вам пришлось бы очень аргументированно обосновать свое предложение, — неуверенно произнес он. — Но даже если бы я и согласился поехать, скажем, в Конго, то уж дальше Кейптауна — ни на шаг!.. То есть… ладно, будь по-вашему… едем!
