Ознакомительная версия.
— Как ты не понимаешь, Виктор, — сказала она. — Умирающий человек может чувствовать себя хорошо там, где его болезнь воспринимается как само собой разумеющееся обстоятельство. В больничной палате. А возвращаться на один день в дом, где ты была здоровой и сильной, — слишком больно. Я бы сказала, это лишний труд. Мы отметим все здесь, я выпью лекарства и усну, мне приснятся хорошие сны. А вы поедете домой, и там ни с кем не надо будет возиться. Я сейчас — тяжелый, хлопотный вариант, ты даже не представляешь себе насколько, Витя.
— Что ты говоришь?! Ты отдаешь себе отчет, как ужасно то, что говоришь? Почему ты вбила себе в голову, что умираешь? Тамаре тоже было плохо, а сейчас она почти здорова, ходит тебя навещать. И с чего ты взяла, что нужна нам только здоровой? Мы тоскуем по тебе. Ты нам нужна любая. Алиса, давай не будем придумывать себе дополнительные сложности.
— Именно об этом я и говорю, дорогой. Давай не будем усложнять ситуацию. Если я действительно поправляюсь, лишний день в больнице мне не повредит. Поверь, дорога меня только утомит.
Виктор вышел из ее палаты и с ненавистью посмотрел на неподвижную фигуру у окна в коридоре. Не хватало еще видеть соперника в чокнутом подонке.
Театр заказал огромный торт с большой розой из желтого крема и надписью: «Прекраснейшей». Виктор с сыном купили двойку, телевизор и видеомагнитофон, подобрали диски с ее любимыми и совсем новыми фильмами. Тамара обошла кучу магазинов, пока не нашла мягкие пушистые комнатные тапочки бледно-сиреневого цвета, нитку бус из аметиста. И целую ночь вышивала на тапочках красивый узор из бусинок. Дина купила в дорогом бутике роскошный гарнитур из тончайшего золотистого шелка: ночную рубашку и пеньюар. А в коробочку из белого сафьяна положила рубиновое сердечко на тонкой золотой цепочке.
Женщины приехали пораньше, привезли продукты и домашнюю посуду.
Разложили яства в тарелочки и вазы, водрузили торт на поднос. Тамара и Дина вручили свои подарки до торжества, чтобы Алиса все надела. Дина уложила чудесные рыжие волосы актрисы короной. Помогла ей переодеться, застегнула цепочку на шее. И они с Тамарой застыли в восхищении. Так хороша была Алиса. Особую утонченность ее красоте придавали тени под глазами, тонкие нити скорбных морщинок. Золотистый шелк осветлил снизу нежный овал лица, оттенил роскошный бархат глаз. Яркие волосы с серебряными нитями спорили богатством оттенка с рубином.
— Алиса, — сказала Дина, — нет никого лучше тебя. И быть не может.
Мужчины внесли в комнату стол, стулья из холла. Когда разлили вино, появился Сергей с огромным, завернутым в бумагу предметом. Он содрал бумагу, и присутствующие дружно ахнули. Это был большой, на полстены, портрет Алисы в темно-красном костюме. Снимок был не тот, что опубликовали в журнале. На этом портрете глаза Алисы светились нежностью, теплом, и вся она казалась идеалом женственности.
— Этот подарок я заберу домой, — сказал Виктор. — Если ты, конечно, не возражаешь.
Но Алиса смотрела не на фото. Все проследили за ее взглядом. В дверях стоял бледный, потрясенный Блондин. Он, как зачарованный, смотрел на портрет, затем перевел взгляд на оживленную Алису в золотистом облаке. Было совершенно очевидно, что он больше никого и ничего не замечает.
— Пусть портрет побудет здесь пару дней, хорошо, Виктор? — сказала Алиса. И позвала ласково: — Заходи, посиди с нами, Валентин.
И он пошел на ее голос и взгляд.
Когда все разошлись, Алиса бессильно откинулась на подушки. «Господи, — привычно попросила она, — пожалуйста, одну ночь без боли. У меня сегодня день рождения. Такой хороший день».
За дверью раздалось шуршание. Валентин никогда не стучал как все.
— Войди, — сказала Алиса. — Посиди со мной. Я хочу тебя попросить: там морфий, ты можешь сделать укол? Совсем маленькую дозу, пол-ампулы. Мне не больно, просто хочется, чтоб сегодня ночью ничего плохого не было. А сестру звать неохота. Я устала от чужих.Она вздрогнула сама от последних слов. У нее просто вырвалось, она имела в виду только медсестру. Но не стала ничего объяснять, такая страстная признательность была в его взгляде. Он дрожащими руками снял с шеи нательный крестик на серебряной цепочке и попросил:
— Возьми, пожалуйста. Надень. Я поздравляю тебя. Это все, что осталось у меня от мамы.
Когда поздно вечером, после очередной операции, Андрей Владимирович заглянул в комнату Алисы, у нее горела настольная лампа, она лежала поверх одеяла в золотистом наряде и сладко спала. Даже щеки немного порозовели. Рядом сидел этот тип. Андрей положил на тумбочку темно-красную розу.
— Я хотел ее поздравить. Но пусть, конечно, спит. А вы… — начал он и осекся. Парень смотрел на него напряженно, то ли с мольбой, то ли с угрозой. «Ладно», — махнул рукой Андрей и вышел.
Если она может уснуть под столь исступленным взглядом, значит… Значит, ей нужны сильнодействующие средства.
Алиса проснулась поздно ночью. По-прежнему горела лампа, по-прежнему сидел у кровати Валентин. Она вдруг заметила, как сильно он похудел, побледнел, глаза стали совсем огромными. Синие преданные глаза. Мир Алисы вдруг сделался крошечным, теплым, уютным. В нем было место лишь для них двоих. Может, он и есть ее главный подарок.
— Ты устал, — прошептала она. — Ложись рядом со мной. И давай укроемся одеялом. Пусть нам будет очень тепло… Обними меня.
Она не знала, что бывают мужчины, способные молиться на женщину в момент плотского обладания ею. Бог послал ей такого в день шестидесятилетия.
— Мой мальчик, — она прижала к себе белокурую голову. — Я счастлива. Ты мой дорогой мальчик. Ты появился, чтобы спасти меня.
Дине позвонил Виталий Стражников:
— Приветствую тебя, отрада очей моих. Во-первых, разреши передать привет от нового военного прокурора. Он мечтает с тобой познакомиться. Ты на него произвела неизгладимое впечатление. Особенно слова: «Он ушел в туалет и не вернулся». Знаешь, действительно только профессионал способен так умело использовать детали. Все ясно. Засранец. Хвалю, ценю. Докладываю. Суд признал показания свидетелей на процессе Блинова недействительными в свете представленных обстоятельств. Открыто новое дело. Блинова выпустят. Князева пасут по всем адресам. Он в розыске. Но ты можешь мне объяснить, почему Серега не называет исполнителя? До него, конечно, и так доберутся, но почему бы не сказать?
— Виталий, у него не совсем точная информация. Он не на сто процентов уверен в ней. Короче. Пусть сами ищут. Есть свидетели. Эксгумация была?
— Да, конечно. Ирине сломали шею. Ничего общего с теми способами, которые навязывали Блинову.
Ознакомительная версия.
