Слова не имели никакого смысла. По крайней мере, на первый взгляд. Какая девушка?
Но потом Чарльз обернулся и увидел кровь.
Мэгги.
Чарльз отбросил пистолет, ужас и тоска тараном ударили в сердце. Последней пулей Гудвин ранил Мэгги.
– Звони 911, – закричал он и рванул к ней, нащупал пульс, молясь, чтобы Мэг была еще жива.
Но бандит уже сбежал, хлопнув за собой дверью.
Пуля вошла в спину чуть ниже ребер, когда Мэг толкнула его вниз и бросилась на него сверху. Она снова приняла в себя пулю, предназначенную ему.
Чарльз потянулся к телефону, набрал номер экстренной службы, а потом отчаянно попытался остановить кровотечение.
– Не умирай, – молил он. – Черт возьми, я не позволю тебе умереть!
* * * * *
– Доктор Делиа Крок?
Чарльз настороженно взглянул на полицейского детектива, вошедшего в небольшую унылую клетушку.
Его допрашивали в течение нескольких часов, сначала в больнице, а потом здесь, в этой комнате для допросов в полицейском участке. Чарльз рассказывал свою историю снова, снова и снова для детективов всех мастей и званий. Потом отдельно для капитана. Затем для психиатра, явно сомневающегося в его вменяемости.
Чарльз прекрасно понимал, что похож на сумасшедшего. Путешествия во времени. Кто в это поверит?
Хуже всего, что полицейские, кажется, заподозрили, будто именно он стрелял в Мэгги.
Операция Мэг длилась вечность. Она выжила, но опасность еще не миновала, поэтому ее поместили под стражу в палату интенсивной терапии.
Чарльз хотел быть там – сидеть рядом, держать за руку, умолять Мэг не сдаваться и бороться за свою жизнь.
Бесконечно повторять, что любит ее.
Вместо этого он торчал здесь. И хотя его еще не упрятали в тюремную камеру, дверь в этой клетушке надежно запирали всякий раз, когда оставляли его в покое.
Чарльз пытался сосредоточить мысли на Мэгги, дотянуться до нее через разделяющие их городские кварталы.
Ее любовь бросила вызов границам времени. Вот бы суметь коснуться Мэг через трехмерное пространство…
– Как она? – спросил Чарльз детектива, молясь, чтобы новость была хорошей.
– Подтвердила вашу историю.
– Мэг пришла в сознание? – вскочил Чарльз, сердце подпрыгнуло.
– Да. Нельзя сказать, что мы верим ей больше, чем вам, но по крайней мере на настоящий момент мы вычеркнули вас из списка подозреваемых. Мисс Уинтроп настаивает, что вы в нее не стреляли. Надеюсь, ее заявление подтвердит наша баллистическая лаборатория, и извлеченная врачами пуля действительно вылетела не из вашего пистолета, что послужит свидетельством в вашу пользу.
– Я хочу ее увидеть.
– Ну, она требует того же. Так что пошли.
Поездка до больницы длилась бесконечно, так же как и подъем на лифте до отделения интенсивной терапии, но в конце концов Чарльз достиг цели.
Спящая на белой кровати Мэгги, подключенная к великому множеству разнообразных мониторов, выглядела до прозрачности хрупкой. Внутривенные трубки были прикреплены к капльнице, и которой медленно, но неуклонно сочилось мощное болеутоляющее. Чарльз взял медицинский листок, висящий у изножья кровати.
– Вы все равно ничего не поймете, – увещевала медсестра.
– Ошибаетесь, – нахмурился Чарльз. – Пойму.
Она замолчала, когда он открыл карточку Мэгги и, быстро пробежавшись по записям врача, выяснил, откуда удалили пулю – к счастью, миновавшую позвоночник, – и что ни одно из повреждений не является необратимым.
Травмы серьезные, но Мэгги будет жить. Если захочет.
Потом осторожно повесил листок на место.
– Я побуду с ней, – заявил Чарльз.
– Посетители не должны оставаться надолго, – возразила медсестра. – Здесь даже стула нет.
– Значит, постою.
Чарльз протянул руку и бережно погладил Мэгги по волосам.
– Эй, Мэг, – прошептал он, едва сдерживая слезы. – Я с тобой, – дрогнувшим голосом произнес он и затих, не в силах продолжать.
Все, что он мог сделать – держать любимую за руку, надеясь, что она чувствует тепло его пальцев. Пусть говорят что угодно, он никогда больше не оставит Мэгги. Самое главное – чтобы Мэг очнулась. Чтобы открыла глаза и смотрела на него, когда он признается, как сильно ее любит.
Медсестра молча постояла несколько долгих минут, потом тихо вышла и вернулась с креслом.
* * * * *
Чарльз не мог вспомнить, когда в последний раз спал. Но каждый раз, когда чувствовал, что смыкаются веки, заставлял себя выпрямиться и выпить еще одну чашку кофе.
Он был полон решимости постоянно беседовать с Мэгги. Наверняка где-то – пусть в самой дальней части подсознания – она его слышит.
И хотел во что бы то ни стало быть здесь и бодрствовать, когда она придет в себя.
Сначала медсестры пытались уговорить Чарльза вздремнуть. Но через некоторое время сдались и снабжали его свежим кофе всякий раз, когда приходили проведать пациентку.
Единственная проблема с бодрящим напитком состояла в том, что после употребления трех чашек Чарльз был вынужден покидать Мэгги на пару-другую минут.
И, естественно, находился в туалете, когда она очнулась.
– Она вас зовет, – сообщила одна из медсестер, как только он вышел из мужского санузла.
Чарльз побежал по коридору, молясь добраться до Мэг прежде, чем она скользнет обратно в сотканное болеутоляющими забытье.
– Мэгги! – ворвался он в дверь.
– Чак, – прошептала она, не открывая глаз.
Чак. Она звала Чака.
Чарльзу стало худо. Сердце рухнуло в живот. Она звала Чака, но Чак ушел. Навсегда.
Чарльза захлестнул поток эмоций. Скорбь потери. Боль и отчаяние несбывшихся надежд и мечтаний. Страх, что, узнав правду, поняв, что Чака больше нет, Мэг откажется бороться за жизнь.
Чарльз потянулся к тонкой руке, сомневаясь, стоит ли честно рассказать ей все. Когда его пальцы коснулись холодной ладони, она приподняла веки.
Боль и лекарства затуманивали глаза. Мэг с трудом сосредоточилась и моргнула, стараясь прояснить нечеткую картину.
– Чак, – повторила она.
Порез на щеке. Без сомнения, она увидела шрам и в своем одурманенном сознании приняла его за Чака.
Чарльз отрицательно потряс головой, желая развеять ее заблуждение, но Мэг потянулась к нему, притягивая ближе, явно желая сказать что-то очень важное.
– Чак, я… я в порядке, – выдохнула Мэг. – Можешь уходить. Со мной все будет хорошо.
Она пыталась стиснуть его руку, но хватка была невероятно слабой. Чарльз потерял дар речи. Просто не находил слов.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – Всегда буду любить и всегда буду помнить. Но я должна… быть честной.
