Лила сжала его запястья, взгляд заметно смягчился.
— Я вас обожаю, профессор. Немного оптимистичной логики — именно то, что необходимо мне прямо сейчас.
— Тогда еще добавлю: считаю, что следующим шагом должен стать поиск художника.
— Кристиана? Но как?
— Предоставь это мне.
— Ладно.
Обняв Макса, Лила положила голову на надежное плечо.
— Есть еще одна связь. Тебе может показаться, что она появилась ниоткуда, но я не перестаю размышлять об этом.
— Расскажи.
— Несколько месяцев назад Трент гулял на утесах и нашел Фреда. Мы так и не смогли выяснить, что щенок делал там в полном одиночестве. Этот случай заставил меня вспомнить о маленькой собачке Бьянки, которую она принесла своим детям и из-за которой так ужасно поругалась с Фергусом за день до смерти. Интересно, что случилось с тем щенком.
Лила глубоко вздохнула.
— Иногда я думаю о малышах Бьянки. Трудно вообразить дедушку маленьким мальчиком. Я ведь никогда не знала его, потому что он умер до моего рождения. Но могу представить, как горюющий малыш стоит возле комнаты умершей матери. И это разбивает мне сердце.
— Ш-ш-ш.
Макс крепче сжал ее.
— Давай лучше считать, что Бьянка обрела со своим художником хоть немного счастья. Разве невозможно представить, как она бежит к нему на утесы, украв несколько солнечных часов и найдя тихое местечко, где нет никого, кроме них?
— Конечно, возможно.
Лила уткнулась ему в шею.
— Конечно. Наверное, именно поэтому я люблю сидеть в башне. Бьянка не всегда чувствовала себя там несчастной, нет, только не когда мечтала о возлюбленном.
— И, если есть в жизни справедливость, они теперь вместе.
Лила отклонила голову назад и взглянула на Макса.
— Да, я действительно обожаю тебя. А теперь скажи, почему бы нам не поплескаться в бассейне? Хочу поплавать с тобой, ведь это не вопрос жизни или смерти.
Он поцеловал ее в лоб.
— С удовольствием.
Она не просто плавала. Макс ни разу не видел никого, кто мог бы фактически спать на воде. А Лила могла — глаза удобно закрыты темными очками, тело полностью расслаблено. Два крошечных лоскутка ткани леопардовой расцветки, надетые Лилой, подняли давление в крови Макса… да и каждого мужчины в радиусе ста ярдов. Но она дрейфовала, неспешно двигая руками, иногда лениво переворачиваясь на бок, и волосы струились вокруг лица. Время от времени сплетала с ним пальцы или обвивала за шею, доверяя ему удерживать себя на плаву.
Потом Лила поцеловала спутника влажными и прохладными губами, тело было таким же пластичным, как вода вокруг них.
— Пора вздремнуть, — решила она, покинула Макса в бассейне и растянулась на шезлонге под зонтиком.
Когда проснулась, солнце отбрасывало длинные тени, и только несколько упрямцев продолжали плавать. Лила огляделась в поисках Макса, смутно разочарованная тем, что он не остался с ней. Собрала вещи и вернулась в номер, надеясь найти его там.
Комната была пуста, но на кровати дожидалась написанная аккуратным почерком записка: «Появились кое-какие дела. Скоро вернусь».
Пожав плечами, Лила настроила приемник на классическую радиостанцию и решила принять долгий горячий душ.
Отдохнувшая и расслабленная, вытерлась полотенцем, затем неспешными ленивыми движениями увлажнила кожу кремом, размышляя, не пойти ли им на ужин в какой-нибудь уютный маленький ресторанчик. Куда-нибудь, где царят полумрак и негромкая музыка, где можно наслаждаться едой и потягивать прохладное игристое вино, пока свечи не догорят дотла.
Потом они вернутся, задвинут шторы и сольются в тесном объятии. Макс будет глубоко и опьяняюще целовать ее, и оба потеряют голову, — Лила взяла флакон с духами и прыснула на смягченную кожу, — после займутся любовью, медленно или неистово, нежно или свирепо, пока не заснут, переплетясь телами.
Забудут о Бьянке и трагедиях, об изумрудах и ворах. Сегодня вечером они станут принадлежать только друг другу.
Мечтая о Максе, Лила вошла в спальню.
Он ждал ее. Как ему казалось — ждал всю свою жизнь. Она остановилась, зажженные им свечи затемняли глаза, влажные волосы мерцали изысканным светом. Ее аромат проник в комнату — таинственный и соблазнительный, смешавшийся с запахом купленных для нее цветов.
Как и она, Макс предвкушал необыкновенную ночь и постарался обустроить антураж для Лилы.
Из радиоприемника раздавались звуки романтичных скрипок. На столе перед открытыми дверями балкона пылали две длинные белые тонкие свечи. Уже разлитое шампанское пенилось в высоких фужерах. Солнце тонуло в горизонте, алый пылающий шар погружался в синюю бездну.
— Я решил, что мы поужинаем здесь, — произнес Макс и протянул Лиле руку.
— Макс…
Эмоции душили ее.
— Я была права.
Она переплела с ним пальцы.
— Ты поэт.
— Только с тобой.
Он вытащил один из хрупких цветов и воткнул ей в волосы.
— Надеюсь, ты не возражаешь.
— Ничуть.
Лила судорожно выдохнула, когда он прижал губы к ее ладони.
— Не возражаю.
Макс взял бокалы и один вручил ей.
— Рестораны так переполнены.
— И очень шумные, — согласилась она, чокаясь.
— К тому же кому-нибудь может не понравиться, если я буду покусывать тебя, а не еду.
Наблюдая за ним, она сделала глоток.
— Только не мне.
Макс погладил гладкую шею, затем склонился, соединяя их губы.
— Давай все-таки попробуем поужинать, — произнес он долгие мгновения спустя.
Они сидели близко друг к другу, любуясь заходом солнца, угощая один другого маленькими кусочками омара, пропитанного благоуханным топленым маслом. Лила позволяла шампанскому взрываться на языке, затем впивалась в Макса, делясь пьянящим ароматом.
Под звуки шопеновской прелюдии он прижался легким поцелуем к ее плечу, затем поласкал языком шею.
— Увидев тебя в первый раз, — признался Макс, скормив ей очередной кусочек омара, — я решил, что встретил русалку. С той ночи постоянно мечтал о тебе.
Нежно провел губами по ее рту.
— Каждую ночь.
— Когда я сижу в башне и думаю о тебе… мне кажется, что точно так же Бьянка когда-то грезила о Кристиане. Как считаешь, они когда-нибудь занимались любовью?
— Возможно, он не смог устоять.
Ее дыхание трепетало на его щеке.
— Как и она.
Не сводя с Макса глаз, Лила начала расстегивать его рубашку.
— Бьянка хотела его, нуждалась в нем, жаждала его прикосновений.
Вздохнув, провела ладонями по мужской груди.
— Когда они были вместе, только вдвоем, все остальное не имело значения.
