Я заканчивала есть второй сэндвич с болонской колбасой и тоненький ломтик еще не до конца размороженного сырного кекса Сары Ли, который Фрэн подала с подчеркнутым радушием, когда я спросила ее:
— У меня создалось впечатление, что Ричи был больше влюблен в Джессику, чем она в него.
— Без сомнения.
— По моим источникам, она встречается с более пожилым мужчиной. Достаточно старым, чтобы годиться ей в отцы. Мои источники абсолютно уверены, что это ее любовник.
— Николас Хиксон, — сказала она с выражением скуки, как о чем-то само собой разумеющемся.
— Вы уверены?
— Вы верите, что Хелен Вулли знает точно? Хелен была секретаршей Джессики.
— Хелен, такая симпатичная ловкая пышечка.
— Да, — ответила я. — Я доверяю ее словам. Кстати, имя Хиксон — очень знакомое. Кто он?
— Всего лишь глава безопасности Метрополитан. Даже я знала, что это была вторая или третья крупнейшая брокерская компания в мире.
— А как вы узнали о его связи с Джессикой? — спросила я, вспоминая седовласого энергичного мужчину в халате Ричи.
— У них было слишком много длинных обедов. Хелен рассказывала. Очень, очень длинных. До пяти часов. Уверена, что они обсуждали гарантия размещения акций Метрополитан в Дейта Ассошиэйтед. Ха-ха-ха. Еще были поездки в Лондон, в Вашингтон.
— Она открыто ездила в поездки с этим Хиксоном?
Фрэн прищелкнула языком с отвращением.
— Конечно, нет! Но Хелен и его секретарша — подруги. Вам что, объяснить все по буквам? Планы маршрутов, различные гостиницы, но, если вы думаете, он ночевал в «Четырех сезонах» в Вашингтоне, если у нее была комната с огромной двуспальной кроватью в «Мэдисон», то вы очень… — она замялась.
— …Очень наивная. Нет. Я не наивная. Вы думаете, Ричи знал о них?
— Не знаю. У Джессики хватит ума и на двоих мужчин. А он тоже не был дураком.
Да, не был. И вероятно догадывался, что его роман с Джессикой уже заканчивается, потому что в последние несколько недель своей жизни он приказал своему адвокату по бракоразводному процессу изменить действия. Спор, кому отойдут антикварные подставки для дров в камине, закончился. Гармония, если не настоящая добрая воля, проявилась внезапно, наряду со страстным желанием покончить с этим делом как можно скорее, потому что «это так ужасно», и производит тяжелое впечатление также и на мальчиков.
Так или иначе, я знала своего мужа. Он любил эти подставки и называл меня мелочной только потому, что я также хотела их. Я поняла, что согласие Ричи оставить их мне вовсе не означало, что он примирился с этим. Нет, он просто страстно желал получить развод, стать свободным и жениться на Джессике. Я сказала Хони, своему адвокату, что, по моему мнению, эта спешка объясняется беременностью. На что она ответила мне: «Ах, эти старые ловеласы! Они думают, что если заведут ребенка с новой женой, то будут жить вечно. Ха! Эти новые дети забирают десять лет их жизни». На это Фрэн сказала мне, что он торопился с разводом не потому, что Джессика была беременна, а потому что боялся — если не поторопится, потеряет ее из-за Николаса Хиксона.
Фрэн облизала указательный палец и начала собирать крошки со сковородки, на которой разогревала кекс. Совсем случайно она спросила:
— Если она собиралась бросить вашего мужа ради этого мужчины, зачем тогда ей беспокоиться и убивать его? Это не имеет смысла.
— Имеет, если Ричи пытался остановить ее или силой пытался заставить выйти за него замуж, когда она этого не хотела.
Она многозначительно фыркнула.
— Заставить ее выйти замуж? Он что, приставил пистолет к ее голове?
— Может, у него было что-нибудь на нее. Знаете… может, он шантажировал ее?
— Думаете, он так глуп… или так влюблен, что заставлял ее выйти замуж?
— Может.
На это она еще раз фыркнула.
— Послушайте. У нее было все, что ему нравилось. Блестящая. Удачливая. Элегантная. Умудренная опытом.
Фрэн кивнула. Она знала Ричи.
— Она завладела им — это так, но, может, только с самого начала, — я помолчала. — Вы работали, когда она пришла на фирму?
— Да.
— Вы полагаете, у них начался роман сразу же, когда она пришла.
Она посмотрела как-то неловко, затем отрицательно покачала головой. Нет. Решительно нет.
— Вы уверены?
Она кивнула.
Я рискнула:
— А с кем-нибудь до Джессики у него были романы?
Она захохотала. Простое «да» было бы уместнее. Она, видимо, поняла это, потому что тут же пробормотала:
— Извините.
— А вы знаете, с кем?
Фрэн посмотрела куда-то в сторону. Ее губы собрались в ярко-розовый цветок, пока она собиралась с мыслями. В конце концов спокойным — для Фрэн — голосом она сказала:
— Меня все время интересовала одна вещь. Мэнди. Вы ведь знаете Мэнди?
— Мэнди? Нет. Почему?
— Перед тем, как я ушла, ему очень часто звонила Мэнди.
Мэнди?
— Была одна Мэнди. Она училась с моим сыном Беном в школе и была одного с ним возраста. Еще одна-единственная Мэнди, о которой я слышала, кажется, адвокат. Она бегает с одной из моих соседок. Но я ее никогда не видела. Они бегают по вечерам, когда Мэнди возвращается с работы из города.
Мог Ричи познакомиться с ней на каком-нибудь вечере в школе? Или во время занятий спортом, перетягивая струны у ракеток? Может, она подошла к нему субботним утром на книжной лотерее на Мейн-стрит?
— А с кем из соседок она бегала?
Я на секунду забыла, что Фрэн, которая была секретаршей Ричи в течение пятнадцати лет, вероятно, в курсе и нашей личной жизни.
— Со Стефани Тиллотсон.
— А, с женой доктора Тиллотсона?
Я кивнула.
— Знаете, — медленно произнесла Фрэн, — вот так он встретился с Джессикой Стивенсон.
— Вот так кто встретился с Джессикой?
— Ваш муж. Однажды доктор Тиллотсон привел ее к нему в офис, и они вместе пошли обедать.
Я села прямо. Мой желудок сжался от боли. Я представила Джессику. Красивый и прямой нос. Один из носов доктора Тиллотсона?
— Доктор Тиллотсон привел ее в офис по делу?
— Они не пригласили меня присоединиться к ним.
— А с моим мужем они часто звонили друг другу?
— Нет. Очень редко. Я хочу сказать, не так, как с миссис Дрисколл. Она звонила ему каждый день. Иногда по утрам, когда я приходила на работу, они уже ворковали, — она покачала головой. — что такое было между ними?
— Секс? — предположила я.
— Нет, — она помолчала. — Не думаю.
— Я тоже не думаю. Верите или нет, Ричи был славным парнем.
Она поняла, что я имела в виду его сексуальные способности. Она покраснела. И тут меня осенило, что, вероятно, все эти годы она совершенно не имела у него успеха. И этим объясняется не только сам факт ее злорадства, но и его глубина.
