в конец притомила его своими разговорами. Почему-то именно сегодня Лана неимоверно его раздражала. Конечно, Макс закроет ей рот, есть безотказный способ, пусть только доварит кофе.
Долил еще виски, взял бокал и подошел к окну. Если бы пару месяцев назад ему сказали, что его будет мучить совесть, он бы очень долго смеялся. А сейчас перед глазами стояло зареванное лицо с потухшим взглядом, по которому текли не слезы, а самые настоящие струи воды. И от этого ему было так дерьмово, что он физически ощущал давящую боль в грудной клетке.
Максим явно не рассчитал запас прочности своей упрямой девочки. Но она так спокойно держалась, так равнодушно смотрела на него с Ланой – а он ту разве что на покерном столе не разложил, прямо перед Диной. И это окончательно утвердило его в мысли, что Дина перегорела, что ей в самом деле безразлично, с кем и как проводит время Домин. От этих мыслей делалось еще хуже, вот его и понесло.
Вообще сама мысль привести в казино Лану теперь ему казалась просто скотской. Хотелось позлить Дину, встряхнуть, заставить переживать. А по факту он потоптался по своей девочке, еще и Лане позволил это сделать.
Захотелось швырнуть тяжелый бокал в свое отражение в оконном стекле, но Максим знал, что это не поможет. Он уже швырялся в зеркало в ванной. Когда узнал, что Дину действительно ограбили вечером, и она прибежала к нему в ливень за помощью, хотя могла сразу поехать в казино.
Помог. Дебил феерический. Даже не так. Она не знала, что он в городе, просто пришла в его дом, как в свой. Потому как Домин сказал, что она будет здесь жить и дал ей ключ. Получила и помощь, и защиту.
Он залпом выпил и отвернулся от окна. Как обычно бывает в таких случаях, через день в мозгах после пьянки у людей проясняется, и Домин не стал исключением. Он потом вспомнил ее, расстроенную, с льющимися на пол с платья и волос потоками воды. Ну так отправь девочку наверх спать и заливай глаза дальше. Нет же, захотелось пьяных бесед.
Домин смутно помнил, какую околесицу нес в тот вечер, но ему и не надо было вспоминать. Он знал, что ничего хорошего. Он знал себя, знал, что ему нельзя пить, знал, каким невменяемым становится, когда переходит определенную грань.
На что он способен, он помнил еще с армии, когда они с Немцем расхерачили сортир. Уж чем тот им не угодил, никто из них внятно объяснить не мог. Командир, с которым кстати вместе пили и который потом просто сбежал и закрылся у себя, заставил их отстраивать новый, мстительно при этом щурясь.
А чего стоила последняя их попойка с тем же Немцем, когда они к вечеру следующего дня с изумлением осматривали выбитые кирпичи из двухметрового забора в его загородном доме? Причем выбиты они были вверху?
По всему выходило, что кто-то один сел другому на плечи, как в армии на тренировках, а что там было дальше, оставалось загадкой. Ксанка спряталась в мансарде и закрылась изнутри на ключ, так что рассказать толком ничего не могла, поскольку кроме пьяных выкриков и мата ничего не слышала.
Ксана. Что-то он говорил Дине о девушке Немца, наверняка поведал, как дорого заплатил его друг за свою любовь. А потом вспомнил урывки своих пьяных речей, и тут уже впору было не бокалами бросаться, а биться о стену своей безмозглой башкой.
Он их сравнил. Такое, безусловно, могло привидеться исключительно на грани помешательства, потому как кроме того, что они обе студентки, общего там не было ничего.
Ксана ему не нравилась. Интуитивно, наверное, потому что внешне это была достаточно привлекательная девушка. Но то, как бегали ее глазки, как хорошо читалось у нее на лице ощущение превосходства от присутствия в ее жизни Немца, настораживало.
Поверить в то, что она простодушно считает его тренером по борьбе с такой кучей бабла мог только влюбленный идиот, в которого превратился его друг. Он поплатился за это, как и та дура, но как можно было и близко сравнивать ее с Диной?
Дина с первых дней знает, кто он такой, мало того, знает о его участии в убийстве своего дяди и его жены. Макс был уверен, что это ее оттолкнет, она ведь нормальная, хорошая девочка. Но нет, Дина не стала лезть в судьи. Наоборот, дала понять, что оценила его доверие. И если бы не все то дерьмо, которое закрутилось вокруг него, теперь бы он не доводил себя до очередной кондиции в квартире осточертевшей любовницы, а обнимал свою девочку.
Сейчас ему, конечно, еще далеко до «точки невозврата», а тогда Домин сам отключил тормоза. И надо же, чтобы именно в этот вечер решила прийти Дина. Ну почему он так поздно начал пить? Если бы она пришла, а он спал пьяный в кресле или валялся под столом, было бы намного лучше.
Да, конечно, ей тоже не стоило провоцировать, он потому и разозлился на нее. Она же женщина. Ну напился дурак, могла бы попытаться утихомирить его, уложить спать, к примеру. Но тут же в памяти всплывало бледное лицо с широко распахнутыми от страха глазами. Девочка испугалась и сбежала, и виноват во всем был только он один.
«Бэху» сначала было жалко, привык, хорошая была машина, вот и сорвался на Дине. Но хоть и начал тогда первым распинаться, как он устал и как ему все надоело, так и сдулся тоже первым, почти сразу же. Эта груда железа не стоила и пальчика его девочки. Тем более, на днях уже должны были доставить новую. А деньги, так ведь не в шахте он их зарабатывает, чтобы за ними жалеть.
Кофе был в тему, а вот Лана нет. Что она себе вообразила, Домина не интересовало. Но пока он пил кофе, она прижималась к нему и что-то там несла о волшебной ночи. Какая к демону ночь? Он через двадцать минут уже будет спать у себя дома.
Весь вечер Лана потратила на то, чтобы донести до Макса, как ей нужна новая машина, и как не вовремя Макс разбил свою. У нее скоро день рождения, и он должен что-то придумать, потому что она присмотрела себе автомобиль еще до этой аварии. И, как Макс понимал, мысленно уже загнала его на стоянку.
Ее руки расстегивали ремень его джинсов. Домин достал из заднего кармана портмоне, вынул купюру и положил на подоконник, о который опирался.
– Давай, начинай собирать на машину, – подбодрил он ее, делая пригласительный жест. – К дню рождения, конечно, не успеешь,
