Осторожно перестроилась в левый ряд – и развернулась через сплошную.
Гаишники, конечно, тут как тут. Сначала патетическую речь толкнули о безопасности на дорогах, потом начали деньги вымогать. Сумму несуразную, пятьдесят тысяч. Леся – как положено – попыталась пожаловаться на трудную жизнь, что беременная, рассеянная, но не убедила. Торговаться блюстители порядка не захотели, а ехать вместе с ними к банкомату Леся отказалась. Буркнула:
– Лучше права отдам.
Гаишник удивился:
– Зачем? Вас же лишат! На четыре месяца, это как минимум!
А напарник его философски молвил:
– Зато мы план выполним.
Забрали водительское удостоверение и выдали временное разрешение.
Жаловаться Игорю Леся не стала. Призналась лишь спустя неделю, когда суд лишил ее прав.
– Что ж ты раньше молчала? – схватился за голову муж.
– Боялась, – всхлипнула Леся. – Что ты ругаться будешь…
– А теперь уже ничего не сделаешь, – вздохнул Игорь.
– Ну, и ладно, – горько вздохнула она. – Буду в поликлинику на электричке ездить.
– С ума сошла, – покачал головой муж. Проворчал: – Что ж. Придется тебе шофера искать.
Леся внутренне просияла.
Дело оставалось за малым: убедить Игоря взять того шофера, который нужен ей
* * *
Вася теперь звонил институтскому другу будто по расписанию – утром, после обеда и вечером. По всем телефонам: служебному, домашнему, мобильному. И с завидным постоянством выслушивал: длинные гудки. Аппарат абонента выключен. «Артём Валерьевич на совещании». «Нет, не дома, он еще не подъехал».
Очень хотелось бы верить: друг не отвечает, потому что просто сказать ему нечего. Выделить земельный участок в аренду не получается. Пока.
Но очень скоро новый бизнес с автосервисом закрутится-полетит.
Впрочем, когда тебя футболят из недели в неделю, поневоле забеспокоишься.
И как-то под вечер Василий – хотя секретарша и заверила, что «Артёма Валерьевича весь день сегодня не будет» – отправился в префектуру.
Друг вышел из здания по КЗОТу, ровно в шесть. Благодушно улыбаясь, направился к парковке.
– Артём! – кинулся к нему Василий.
Лицо друга мгновенно посуровело.
– Зачем приехал? – хмуро буркнул он.
– Узнать, как наши с тобой дела! – максимально бодро отозвался Вася.
– А они у нас разве есть? – усмехнулся друг.
– Вообще-то ты обещал, что я получу в аренду землю. Еще месяц назад, – нахмурился Василий.
– Я обещал? – с искренним изумлением молвил Артём. – Что получишь землю?! Да ты что, Вася, совсем в уме повредился? Как я мог такое пообещать – когда каждая пядь земли в Москве на вес золота?!
– Да ладно тебе, Тёмка, придуриваться! – усмехнулся Василий.
Но друг не принял шутливого тона. Иезуитским голосом продолжил:
– В жизни никому я не давал подобных обещаний. Я тебя только проинформировать мог, что будет аукцион. Так и пожалуйста, я ж не препятствую! Подавай документы. Участвуй – на общих основаниях.
Вася почувствовал, будто его под дых ударили.
– Но ты же деньги взял! – пробормотал он.
– А ты мальчик маленький? Не знаешь, что информация денег стоит? – презрительно усмехнулся друг.
Василий почувствовал: ярость переполняет, захлестывает…
Он размахнулся.
Но Артём был наготове. Перехватил его руку.
А от здания префектуры уже спешили охранники.
– Этого человека даже близко сюда не подпускайте, – приказал им Артём.
И беззаботно пошагал к машине.
* * *
– Мам, у меня на коленке какая-то шишка вылезла, – сообщила как-то вечером дочка.
Алла внимательно рассмотрела припухлость, слегка надавила:
– Больно?
– Противно, – поморщилась Настенька.
– Ты падала?
– Я, что ли, тебе ребенок? – с достоинством вопрошала восьмилетняя девочка. – На коленки падать?
И резонно добавила:
– К тому же тогда была бы не шишка, а ссадина.
– У меня есть мазь с мумие, – предложила Виктория Арнольдовна. Беззаботно добавила: – Она от всех болезней, к утру исчезнет твоя шишка без следа.
Дочка покорно подставила коленку и умчалась во двор.
Стоял феерически теплый май, Настя заканчивала первый класс и вовсю наслаждалась весной, птичьими трелями, бесконечными прогулками.
Николай Алексеевич (продолжавший опекать «девочек») сделал самой младшей из своих подопечных царский подарок: во двор привезли и поставили высоченную, под четыре метра, горку. Да не простую, а извилистую, с двумя трамплинами, и каждый раз, подлетая на них, Настя радостно взвизгивала.
…Алла, улыбаясь, смотрела в окно, как Настя деловито карабкается на горку. Старуха подошла, встала рядом, произнесла:
– Она, наверно, сама не заметила, как на трамплине ударилась.
– Скорее всего, – кивнула Аля. Благодарно обняла старую женщину: – Вы меня все время поддерживаете…
– А тебя не поддерживай, каждый день бы истерила, – грубовато отозвалась хозяйка. Упрекнула: – Что ты дергаешься из-за всего? Настя чихнула – ох, пневмония. Младенец в животе шевельнулся – ах, гипоксия!
– Ну, я же теперь не замужем, – задумчиво произнесла Аля. – Не за каменной стеной. Чувствую себя за все ответственной. И не справляюсь…
– Ничего. Научишься справляться. А что твой мирок гнилой рухнул, пока ты молода и здорова, – слава Богу! – хмыкнула старуха. – Есть еще время и возможности новую жизнь построить.
И резко сменила тему:
– Тебе Кирилл пишет?
– Каждый день, – Аля смущенно склонила голову. – И я ему отвечаю, стараюсь подбодрить – у него же турнир сейчас.
– А ты заметила, что Николай Алексеевич на тебя глаз положил?
Алла смутилась еще больше:
– Ох, Виктория Арнольдовна! О чем вы говорите?!
– Об очевидном. Что Николаша, человек умный, зрелый, для тебя лучше пара, чем мой Кирюшка-сопляк! – отрезала старуха. – А внука моего самого нужно опекать, по головушке гладить. Ну, чего ты покраснела, как рак? – снисходительно взглянула она на Алю. – Я на тебя не давлю. С кем захочешь, с тем и останешься. Николаше, правда, сначала развестись надо. Жена у него цепкая, вредная, так легко его не отпустит.
– Да за кого вы меня принимаете, Виктория Арнольдовна! – всплеснула руками Аля. – Я и так от мужа ушла, ребенок в животе – чужой. Внуку вашему мозги пудрю. А вы еще хотите, чтобы я семью Николая Алексеевича разрушила!
– Ага, – хитро улыбнулась старуха. – Значит, думала уже в этом направлении!
– Я в другом направлении думаю… – опустила голову Алла. – Может, мне все-таки домой вернуться?
– Дело хозяйское, – поджала губы Виктория Арнольдовна. – Но ты здесь уже почти три месяца. И – если б муж твой хотел – давно бы тебя сам нашел. И в Москву увез.
