Когда они добрались до дома Гидеона, уже совсем стемнело. Чарли так и не отзвонился по поводу автомобиля Табби, но поскольку они располагали только именем, которое, может, даже не было настоящим, его задача потребует времени. Гидеон въехал в гараж и, пока дверь медленно закрывалась, выключил двигатель. Он не стал выходить из машины, а остался сидеть на месте, уставившись в пространство и опираясь руками на руль.
Хоуп тоже осталась внутри.
— Хочешь, чтобы я собрала вещи и уехала? Я знаю, вернуться прямо сейчас в мамину квартиру не лучшая идея, но можно…
Гидеон перегнулся через рычаг, положил руку ей на затылок и притянул к себе для поцелуя. Он целовал ее не как мужчина, который хочет от нее избавиться. На самом деле, она была совершенно уверена, что он никогда не целовал ее иначе, чем так, будто хотел поглотить ее, осторожно, но полностью. Когда поцелуй закончился, он не стал убирать руку.
— Марша Корделл рассказала мне о каждой мерзости, которую этот ублюдок с ней проделал. Сначала она не хотела говорить о своей смерти, но начав, казалось, почувствовала облегчение. Она рассказала мне все, каждую тошнотворную деталь, а потом я выхожу наружу, и шериф говорит: «О, детектив Мэлори вон там разговаривает с Деннисом Флойдом».
Гидеон, подражая шерифу, произнес последнюю фразу гортанно, картаво и протяжно, и Хоуп тихонько рассмеялся. Но быстро остановилась.
— И я не мог бежать достаточно быстро, — сказал он глубоким, приглушенным голосом.
— Я не пострадала. — Получила несколько синяков, сильно испугалась, но не пострадала.
— В этот раз, — ответил он, поглаживая ее щеку большим пальцем. — Но будет следующий. Будет другой Деннис, другая борьба, другой выстрел, который заставит мое сердце выскочить из груди. Защитные амулеты помогают, они дают тебе шанс, и я могу быть уверен, что на твоей шейке всегда есть свежий. Но они не пуленепробиваемые щиты и не могут заставить плохих парней вроде Денниса Флойда исчезнуть. Черт возьми, Хоуп, я хочу, чтобы ты жила, сидела дома, готовила печенье, нежилась на балконе под солнцем, растила детей и…
— Детей? — прервала она. — То есть больше, чем одного?
— Если мы поженимся, то вполне можем…
— И что же случилось с миром, который слишком отвратителен, чтобы привести в него ребенка? — спросила она, немного запаниковав от нарисованной Гидеоном картины.
— Мы не можем вернуться в прошлое и исправить то, что уже сделано. Зато можем подарить Эмме братьев и сестер.
— Подожди-ка минуту…
— Я еще не спросил, выйдешь ли ты за меня замуж, не так ли? — он продолжал ласкать большим пальцем ее щеку.
— Нет, не спросил, — прошептала она.
— Выходи за меня.
Хоуп облизнула губы.
— Это определенно не вопрос. Это больше похоже на приказ.
Из горла Гидеона вырвался короткий стон разочарования. Она знала, что ему это давалось нелегко, но для нее тоже. Он говорил о браке, детях и постоянстве. А ведь неделю назад она даже не знала о его существовании.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет по-твоему. Тывыйдешь за меня?
— А ты дашь мне немного времени подумать? — спросила она, испуганная, взволнованная и ошеломленная. — Для меня это слишком неожиданно.
— Нет. Сейчас у тебя есть возможность узнать, каким я могу быть нетерпеливым. Я хочу получить ответ сейчас же.
Было слишком легко поддаться тем ощущениям, которые вызывал в ней Гидеон. Уступить поцелуям, прикосновениям и обещаниям большего. Мечтам о нем, об Эмме и множестве младенцев.
— Знаешь, я никогда не планировала остепениться, завести детей и полностью посвятить себя материнству.
— Так составь новые планы.
Если его слова о том, что она станет Рейнтри — правда, а у нее не было причин в этом сомневаться, то новые планы ей определенно понадобятся.
Он не отодвинулся, а остался рядом. Слишком близко. Его рука на ее шее была теплой, сильной и успокаивающей, но она не могла забыть, что всего несколько часов назад он испугался одной мысли, которую теперь представлял как решенное дело.
— Если я сейчас скажу «да», у тебя, вероятно, случится приступ паники.
— Если ты скажешь «да», я займусь с тобой любовью прямо здесь и сейчас.
— В автомобиле?
— Точно.
— На этих неудобных сидениях?
Он утвердительно забормотал.
Хоуп обняла Гидеона за шею и слегка коснулась губами его губ.
— Я должна это увидеть.
***
— Кажется, во мне что-то сломалось, — пробормотал Гидеон, водя носом по шее Хоуп. Она рассмеялась. Ему нравилось, когда она смеялась над ним.
— Секс на автомобильных сиденьях был твоей идеей, не моей.
— Это лучше. — «Это» было его кроватью, его женщиной и отсутствием всякой одежды. Это было нежностью и страстью, смелостью и осторожным исследованием. Это было дрожью их тел и затрудненным дыханием. Тем, как Хоуп трепетала и стонала от его прикосновений. Тем, как прикасалась к нему, как желала его.
Он раздвинул бедра Хоуп и мягко заполнил ее. Но не слишком мягко.
— Кажется, ничего не сломано, — мечтательно протянула она, закрывая глаза и выгибаясь.
Поскольку он был убежден, что Хоуп уже беременна, они не воспользовались презервативом. Ни в автомобиле, ни сейчас. Они были обнажены и сердцем, и душой, и телом и стали настолько близки, насколько он никогда не надеялся. Хоуп хотела быть его партнером и была им. Во многих смыслах этого слова. Во всем. Он даже и не мечтал испытать такое.
Эмма говорила, что она всегда была его, во всех жизнях. Возможно, то же самое относилось и к Хоуп. Не по этой ли причине его так явно и сильно влекло к ней? Не потому ли он так быстро перестал видеть в ней незнакомку?
Они кончили одновременно, и Хоуп крепче прижала его к себе. Он наслаждался сокращениями ее тела, а когда все замедлилось, она продолжила покачивать бедрами и сжимать его в объятиях.
— Я люблю тебя, — сказала она, в ее голосе слышалось изнеможение, смущение и ласка, потребность в нем, которой она не ожидала.
Ответные слова трепетали на губах, но Гидеон сдержался. Он мог любить ее без слов: защищать изо всех сил, дать ей детей и постараться, чтобы она никогда не захотела ничего другого. Да, она, бесспорно, принадлежит ему, но это не значит, что он готов рисковать. Он даже не уверен, будто знает, что такое любовь, но твердо убежден в правильности происходящего. Этого было достаточно. Сейчас.
Подыскивая подходящие для ответа слова, он вдруг услышал трель легкого детского смеха. Девичье хихиканье, потом вздох и очень тихое:
— Скажи, что ты тоже, папочка. — Если Хоуп и услышала это, то никак не отреагировала.