Подыскивая подходящие для ответа слова, он вдруг услышал трель легкого детского смеха. Девичье хихиканье, потом вздох и очень тихое:
— Скажи, что ты тоже, папочка. — Если Хоуп и услышала это, то никак не отреагировала.
Ему следовало бы возмутиться или, по крайней мере, удивиться. Но он не ощутил ни того, ни другого.
— Кажется, наша дочь обманула нас, — сказал он, убирая с лица Хоуп черный локон ее волос.
Ее глаза распахнулись.
— Обманула? Как?
— Ты не забеременела вчера вечером, — ответил он, вопреки всему чувствуя, что прощает Эмму. Возможно потому, что все еще находился внутри Хоуп, удовлетворенный, благодарный и счастливый.
— Нет?
— Нет. Ты забеременела сейчас. Прямо сейчас. Вернее, процесс идет сейчас. Зачатие не происходит мгновенно…
Хоуп погрузила пальцы в его волосы и притянула для глубокого, долгого поцелуя. Видимо она тоже чувствовала, что прощает.
— Я знаю механизм зачатия, Рейнтри.
— Все еще хочешь выйти за меня?
Она ответила не колеблясь:
—, Хочу.
Все еще любишь меня? Он не задал этот вопрос. Вероятно, он тоже должен признаться ей в любви или хотя бы небрежно бросить «я тоже». Но он этого не сделал. Он чувствовал, что для этих слов еще придет время.
Хоуп погладила его волосы и обхватила своей длинной ножкой, соединяя их еще крепче, потом провела ногой вверх и вниз по его ноге.
Он приподнялся, чтобы взглянуть на нее.
— Не хочу, чтобы это прекратилось.
Она закрыла глаза и прижала его к себе как можно ближе.
— Не позволяй этому случиться. Пожалуйста.
К этому нечего было добавить, поэтому они лежали там, переплетенные, ласкающие друг друга и довольные. Он редко был так доволен.
— То, что ты сказал сегодня, — быстро и немного сконфуженно начала Хоуп. — Я думала над этим.
— А что я сказал? — Так много… но недостаточно…
Она провела пальцами по его шее.
— Монстры.
— О. — Не об этом он хотел говорить в настоящий момент.
— Если в мире есть монстры…
— Есть, и ты это знаешь, — прервал он.
— Если есть, — снова перебила она.
Гидеон уткнулся носом в ее шею и поцеловал. Сейчас было не время для споров.
— Моя мать всегда говорила о равновесии. О природном равновесии, о равновесии мужского и женского начала, даже добра и зла. Я обычно отрицала это вместе со всем остальным, но теперь ее убеждения начинают приобретать для меня смысл. И когда ты заговорил о монстрах, я подумала… если уйдет хорошее, то где мы окажемся?
— Что же является таким хорошим?
— Ты, — без колебания ответила она. — Мы. Эмма. Любовь. Я думаю, за это стоит бороться. Думаю, это стоит эпизодических битв с монстрами.
Он боролся с монстрами, потому что это было его призвание. Его судьба. Он не хотел, чтобы его семья боролась вместе с ним, но, очевидно, такова цена, которую ему придется заплатить за их благополучие.
***
Табби сидела в своей квартире и тщательно изучала лежащий на кухонной стойке пакет. Она не любила бомбы. Мало того, что они непредсказуемы, но еще и лишают возможности приблизиться и насладиться ужасом жертвы. В одну минуту они живы, в следующую — мертвы. Ни тебе власти, ни сувениров.
Но сейчас она не могла позволить себе быть привередливой. Время стремительно истекало.
Она не может проиграть. Пусть она упустила Экей, но Гидеон, по мнению Сила, более важная птица. Он следующий претендент на место дрэнира, член королевской семьи. Он сильный Рейнтри, и расправиться с ним необходимо. А до Экей она доберется в ближайшем будущем.
Эта бомба не убьет Рейнтри, но выманит на открытое пространство. Туда, где будет поджидать Табби.
Возможно, Сил все-таки посчитает ее миссию проваленной, поскольку она отошла от первоначального плана и не убила первой Экей. Будь ее кузен кем-то другим, она просто сбежала бы. Изменила бы внешность, имя и взялась за старое. Упражняться таким образом доставляло большее удовольствие, чем она предполагала. Это была большая страна с кучей одиноких, никому не нужных людей и ничтожных садистов-мужчин, которые сами никогда не отважились бы действовать, зато замечательно заводились, когда их к этому подталкивали.
Табби очень хорошо умела подталкивать. Если Сил не убьет ее за промах с Экей, то после сражения она продолжит свое занятие. Возможно, он будет так доволен актом, который она собирается предпринять, что простит ее.
Как только она предоставит Силу голову Гидеона Рейнтри — к сожалению, образно говоря — все наладится.
***
Проснувшись в одиночестве, Хоуп на мгновение решила, что ей все померещилось: Эмма, Деннис, автомобильные кресла и то, как она по-дурацки произнесла «я люблю тебя». Все это было сном.
Но она достаточно быстро поняла, что все это действительно случилось. Шторы раздвинуты, значит, Гидеон вышел на балкон или спустился к берегу. Поскольку сейчас было утро, никакого светового шоу не предвиделось. Жаль.
Она пошла в ванную, почистила зубы и надела одну из старых футболок Гидеона. Та свисала ей почти до колен. Он уже сделал себе кофе — четверть чайника была пустой — она налила чашку и присоединилась к нему на балконе. Несколько человек уже прогуливались по берегу, опуская ноги в песок и нежные волны.
Гидеон стоял у перил, глядя на океан, как будто черпал из него силу. Возможно, так он и делал. Она еще столького не знала о мужчине, в которого влюбилась. Вчера вечером они смеялись и занимались любовью, но сегодня утром он снова стал серьезным. Его лицо выглядело таким твердым и суровым, словно было высечено из камня.
Она знала сердце, которое скрывалось под этой решительной внешностью. Твердое? Иногда. Суровое? Да, когда не следовало прощать. Черствое? Никогда.
— Что случилось? — спросила она, встав рядом и облокотившись на поручни.
Он не стал ходить вокруг да около.
— Я хочу, чтобы ты оставила работу, но думаю, ты не согласишься.
— Ты прав, — ответила она. — По крайней мере, не в ближайшем будущем. Мне понадобится время, чтобы приспособиться к переменам. Все произошло слишком быстро.
— Это еще мягко сказано.
Она склонила голову к его руке и замерла, наслаждаясь видом океана.
— Я полицейский, точно так же, как и ты, Гидеон. Я не могу бросить работу ради детей, вязания и готовки, пока ты будешь делать то, что делаешь. Полицейские, как и все остальные, вполне могут иметь детей. У нас все получится.
— Ты заговариваешь мне зубы.
— Привыкай.
— Почему я должен привыкать, когда у меня более чем достаточно денег, чтобы ты могла не работать?
