— Если я и умею что-нибудь хорошо делать, так это плавать, — ответила я.
— Еще писать песни, — улыбнулся он. — Я когда-то очень увлекался бардами.
— А сейчас?
— Сейчас ситуация изменилась. Из неформального движения бардовская песня превратилась в очередную кормушку для узкого круга лиц. Вот ты со своими песнями пробовала куда-нибудь обращаться?
— Нет. Я играю плохо. Меня засмеют.
— Вот именно! Окуджава знал свои три аккорда, и это не помешало ему стать знаменитым. А сейчас требуют профессионального владения инструментом. Требуют от жанра, чьи принципы основаны совершенно на другом. Впрочем, учитывая, что в нашей стране все перевернулось с ног на голову, странно было бы рассчитывать, что бардовское движение останется исключением.
— Вы коммунист, да? — вспомнила я.
— Да.
— А почему?
— Общественная собственность на средства производства для меня несомненно предпочтительнее личной, — охотно объяснил Юрий Андреевич, — а работа на свою страну предпочтительней работы на богатого хозяина вроде Леши.
Я никогда не смотрела на ситуацию с подобной точки зрения и решила плавно переменить тему.
— Вроде Леши? Ужасная нам попалась смена, да? — рискнула произнести я. — Эти убийства.
— Извини, Оля, я обязательно должен закончить цикл упражнений. Мне и так теперь снова разогреваться.
И он с прежним, если не с большим остервенением принялся за дело.
Разумеется, можно было отвернуться, чтобы не думать о плохом, только у меня для этого слишком слабая воля. Легче уйти.
Я села на наше с Бэби крылечко. Мое состояние проще всего описать одним коротким глаголом — маялась. А потом мир вдруг переменился и снова заиграл привычными красками. Мимо проходил Митя.
— Не хочешь прогуляться, русалочка? — предложил он.
— Нет, спасибо.
Он присел рядом, но что-то заставило меня соврать:
— Ой, я совсем забыла! Аня дала мне одно поручение, и если я не сделаю сейчас, то не успею, — и заскочить в дверь.
Через щелочку я увидела, как Митя, слегка пожав плечами, ушел. Через щелочку ведь можно иногда посмотреть, правда?
Бэби вернулась к самому ужину, ведя на поводу жутко важного Толика в милицейской форме. Тот подлавливал у входа в столовую всех членов нашего маленького кружка и предлагал каждому для опознания пресловутый кинжал. Никто не опознал. Кинжал был очень красивый, такой и впрямь можно приобрести в качестве сувенира, причем и мужчине, и женщине, и в то же время меньше всего на свете он походил на оружие профессионального бандита. Было в нем нечто откровенно дилетантское.
За ужином мою подругу постигло жестокое разочарование. Место Руслана пустовало.
— А где Руслан? — поинтересовалась она и услышала спокойный Митин ответ:
— Улетел в Петербург. И Настя тоже.
— А… а он вернется?
— Нет, конечно. У него сейчас, полагаю, по горло проблем в Питере, а возвращаться нет причин.
Бэби мрачно кивнула, однако быстро взяла себя в руки и плавно перешла к выяснению других интересующих ее вопросов.
— Да, — кивнула она, — он ведь Леше и друг, и заместитель. Руслан, как и вы все, тоже учился в Корабелке?
— Не думаю, — возразил Митя. — Он, кажется, приезжий.
— Если он не учился в Корабелке, то почему решил отдыхать именно здесь? Из-за Леши?
— Наверное. Вы ведь с Олей тоже, подозреваю, не кораблестроители.
— Да, просто папа достал по дешевке эти путевки. Но Леше с Русланом экономить не приходилось!
— Значит, у них были другие причины. Возможно, отдых на Канарах несколько комфортабельней, зато здесь куда более приятная компания.
И Митя слегка улыбнулся, окинув взглядом нас троих, что заставило Свету, встрепенувшись, вставить:
— Да, эти жены новых русских — сплошной примитив. Прикинуты, конечно, по высшему разряду, но вскоре мужчине хочется сказать ей, как у Райкина: «Дура, закрой рот!»
Однако Бэби была не из тех, кого легко сбить с намеченного пути.
— Ты ведь тоже закончил Корабелку, как Леша и Петр Михайлович? — небрежно осведомилась она.
— Да.
— А какой факультет?
Митя засмеялся:
— У него такое название, что нормальному человеку и не выговорить. Впрочем, все равно я работаю не вполне по специальности.
— А Леша?
— Ну, Леша — тем более. Специальности «выдающийся бизнесмен» даже в нашем замечательном вузе не было.
— А он выдающийся? — уточнила моя подруга.
— Вероятно. Для бизнесмена ведь единственный критерий способностей — доход, а, судя по всему, у Леши с этим полный порядок.
— А какой у него был бизнес?
— Ну, это следовало спрашивать у Руслана или Насти, так что теперь ответ мы узнаем вряд ли.
— Ну, ты ведь с ними еще когда-нибудь встретишься? Или, — хитро прищурившись, — с кем-нибудь одним из них.
— Мир тесен. Может, и встречусь.
— Удивительно, что у такой красавицы, как Настя, был такой невзрачный муж, как Леша! Чисто внешне тот же Руслан подошел бы ей куда больше — тоже красавец, тоже брюнет. Ты как считаешь?
— Я считаю, браки совершаются на небесах, а там подбирают пары не только по внешнему виду. Уверен, Оля в этом мнении меня поддержит.
— Слушай, — наивные глаза Бэби широко распахнулись, — а странно! Вы с Лешей учились в одном институте, и ты кажешься куда умнее, а почему-то у него собственное дело, а у тебя нет. Несправедливо, да?
— Спасибо на добром слове, но, наверное, у нас с ним ум разного склада. Не уверен и в том, что хотел бы иметь собственное дело, и в том, что справился бы с ним. Для меня моя нынешняя работа гораздо интересней, да и оплачивается неплохо.
«Только, наверное, грустно работать не на свою страну, а на иностранную фирму», — неожиданно подумала я, вспомнив беседу с Юрием Андреевичем, но вслух, естественно, произносить ничего не стала. Тем не менее, Митя сразу остановился и выжидающе на меня посмотрел. Я молчала, и его внимание вновь переключилось на мою настойчивую подругу.
Их диалог напомнил мне некую игру, где один собеседник ставит ловушки, а цель другого — их избежать. У меня складывалось впечатление, что Митя потешается над усилиями Бэби, и это было неприятно. Он вроде бы охотно, откровенно и простодушно отвечал на все ее вопросы, но умудрялся не дать абсолютно никакой новой информации, она же не решалась спрашивать совсем уж напрямик, шла несколько обиняком, что и позволяло ему ловко лавировать, лавировать в сто раз более ловко, чем ей. Он упорно и весело говорил не вполне о том, на что ей хотелось навести. Впрочем, я могла и ошибаться.
Ужин был омрачен не только этим. В какой-то момент негромкое журчание голосов прервал резкий возглас:
