«Да, — мгновенно пронеслось в голове Мэриджон, и скорбь охватила ее. — Нет сомнения, что между ним и мной всегда будет существовать та же связь, что и между мной и Джоном». Вслух она сказала:
— У меня нет никакой ментальной близости с Джастином. И не так уж сильно он напоминает мне Джона.
Они помолчали. Потом Александер спросил:
— А что ты будешь делать? Ты ведь не останешься здесь дольше, чем это будет необходимо, не так ли?
— Нет, — сказала она. — Джон хочет, чтоб я продала Клуги. Он говорит, что никогда больше не захочет увидеть это место.
— Бедный старина Джон, — сказал Александер без всякой связи, допив остатки виски. — Кто бы мог подумать, что придет день, когда он скажет, что никогда больше не захочет видеть Клуги? А потом он скажет, что больше не хочет видеть и тебя.
— Ему не придется это говорить, — сказала Мэриджон, слезы горячими иголочками покалывали ей глаза. — Я это сама знаю.
Когда Сара проснулась, в комнате было сумеречно, за окном в просвете между занавесками клубился белый туман. Она шевельнулась и все вспомнила. Ей стало нехорошо. Она инстинктивно потянулась к Джону. Он стал крепко обнимать ее, целовать, зарывшись лицом в ее волосы.
— Как ты себя чувствуешь?
Она прижалась к нему, наслаждаясь его близостью и своей безопасностью.
— Джон… Джон…
— Мы вместе с Джастином уезжаем после завтрака, — сказал он. — Доберемся до Лондона и сразу же вылетим домой, в Канаду. Потом я тебе объясню, как Макс и Мэриджон будут разбираться с полицией. Тебе ни о чем не надо беспокоиться.
Она приложила ладонь к его лицу и поцеловала в губы.
— Я люблю тебя, — сказал Джон между ее поцелуями, его голос дрожал. — Ты слышишь? Я люблю, люблю, люблю тебя, и ты никогда больше не пройдешь через подобное.
— Мы вернемся в Англию? — пробормотала она. Вопрос вроде бы не был особенно важным, но она тем не менее чувствовала, что об этом надо спросить.
— Нет, — сказал он, его голос опять стал твердым и уверенным. — Никогда.
— О… — Сара вздохнула, слегка удивляясь, что совсем этим не опечалена. — Мы должны выкроить время перед отъездом, чтобы попрощаться с твоей матерью, — сказала она в раздумье. — Мне все-таки ее жаль. Я уверена, она будет страшно скучать по Джастину.
— Она с этим справится. — Его губы опять стали жесткими. — Как большинство красивых женщин, она достаточно эгоцентрична, чтобы всерьез любить только себя.
— Это чепуха, Джонни, ты же знаешь! — Она почти рассердилась. — Для любого постороннего совершенно очевидно, что она очень тебя любит. Нет, мне все равно, что ты на это скажешь! Я знаю, я права! Мы должны пригласить ее приехать к нам в гости в Канаду. У нее полно денег, поэтому она сможет приехать, когда захочет. И, кроме всего прочего, я думаю, Джастин должен поддерживать отношения со своей бабушкой — в конце концов, она же его вырастила, так ведь? Несмотря на скандал, который у них произошел, когда ты предложил ему работать в Канаде, я уверена, он ее очень любит. Прежде чем мы улетим в Канаду, мы должны ей позвонить и постараться договориться о встрече.
Губы Джона все еще были упрямо сжаты.
— Сара…
Она просунула руку ему под голову и прижала его лицо к своему, чтобы поцелуем погасить это упорство.
— Джон, ну пожалуйста!
Победа наступила меньше чем через пять секунд. Сара почувствовала, как он расслабился, увидела, что выражение его глаз смягчилось, ощутила, что его губы складываются в улыбку, и впервые поняла, что теперь никогда не будет бояться «отчужденного настроения», не будет больше напряжения из-за того, что она не понимает мужа или не может подладиться к смене его настроения. Когда секундой позже он наклонился над ней, Сара ощутила любовь, исходящую из каждой клеточки его тела. И она знала, что никогда больше он не будет принадлежать кому-нибудь другому.
Когда все уехали и Мэриджон осталась одна в пустом, тихом доме, она села к письменному столу в гостиной, взяла чистый лист почтовой бумаги и перо.
Долго сидела в раздумье. Было очень спокойно. Голубело небо, ручей бежал через колесо водяной мельницы в конце подъездной дороги.
Она обмакнула перо в чернила и начала быстро писать твердым, решительным почерком.
«Мой дорогой Джон!
Когда прочтешь эти строки, ты будешь уже дома, в Канаде, в суете новой жизни. Я знаю, там у тебя теперь есть гораздо больше, чем раньше, поскольку и Сара и Джастин — оба с тобой, а через какое-то время у вас с Сарой будут свои дети. Я хочу, чтобы прежде всего, в первую очередь ты знал, как я рада этому, потому что почти больше всего на этом свете я хочу, чтобы ты был счастлив и чтоб у тебя была богатая, полная, осмысленная жизнь.
Я вернусь в тот единственный мир, в котором, как думаю, только и смогу теперь жить, в мир Анселм-Кросского или любого другого монастыря. Джон, я действительно попытаюсь избежать этого, поехав путешествовать, как ты предлагал, но не думаю, что мне удастся обрести покой за границей, так же как и здесь, в Клуги.
Когда я оглядываюсь назад, то ясно вижу, что во всем была виновата я. В каком-то смысле это я убила Софию, и я убила Майкла, и чуть не убила Сару. Я разрушила жизнь Майклу и чуть было не разрушила и твою тоже. Думаю, ты простишь мне тех обоих, но знаю, ты никогда до конца не простишь мне то, что случилось той ночью с Сарой. Макс всегда говорил, что ты служишь постоянным источником опасности для всех, кто тебя окружает, но он был не прав. Это я была источником опасности, а не ты. Все, к чему я прикасалась, оборачивалось бедой. Если ты будешь честен с самим собой, то увидишь это так же ясно, как сейчас вижу я.
Ты, конечно, говорил, когда мы прощались, что, возможно, мы увидимся еще когда-нибудь в отдаленном будущем. Но, Джон, дорогой, я так хорошо тебя знаю, и я чувствую, когда ты обманываешь, чтобы не сделать мне больно. Я никогда больше не увижу тебя. Не потому, что ты считаешь, будто для нас будет лучше жить каждому своей жизнью, и не потому, что ты обязан поступить так из-за Сары или по какой-то другой не менее благородной причине, а потому, что ты не хочешь меня видеть. Ведь ты знаешь, так же как знаю это я, что это из-за меня Сара чуть не погибла и твой второй брак едва не рухнул, как первый. И ты никогда не захочешь еще раз этим рискнуть. Я не виню тебя, в каком-то смысле уверенность в том, что я никогда больше тебя не увижу, помогает мне более ясно определить, какой путь я теперь должна избрать.
Мне осталось еще упомянуть о трех вещах. Не сожалей обо мне, не вини себя и никогда не пытайся в будущем связаться со мной, даже из самых добрых побуждений.
