— Все-таки ты поверил мне. Хотя бы в часть из того, что я сказал. Иначе револьвер остался бы у тебя в руке.
Помолчав, Мэтт спокойно спросил:
— Ты зачем сюда приехал?
— Ведь я уже сказал тебе зачем.
— Мало ли что. Ты и раньше мне врал.
— После разговора с Дженни ты отправился в мою хижину и ждал меня там, верно? А я все это время сидел здесь. Бессмысленная потеря времени!
— Ты хотел сказать, что я отправился в свою хижину на заброшенном участке своего ранчо, не так ли?
— Совершенно верно. Наш отец позаботился об этом. Сначала меня задевал тот факт, что отец перестал думать обо мне с того самого дня, когда мать от него ушла. Но честность и благородство Дженни, ее стремление творить добро так на меня повлияли, что я впервые в жизни решил хотя бы в малой степени уподобиться ей и попытаться изобразить из себя благородного. И когда я ощутил в себе это самое благородство, то пришел к выводу, что даже если мать и лишила меня лучшей доли в жизни, то произошло это не по твоей вине и ты здесь ни при чем. А потом я сказал себе, что ты заработал это ранчо, поскольку долгие годы вкалывал бок о бок с отцом. А я — нет.
Мэтт прищурился и бросил на Такера скептический взгляд.
— С чего такая перемена, хотелось бы знать?
— Я же сказал тебе — из-за Дженни.
Мэтт вспыхнул.
— Ты не достоин произносить это имя. Ты знал, что мы помолвлены, и использовал это к своему преимуществу.
— По-моему, ты и думать забыл о вашей помолвке, когда спал с женщиной из салуна.
Мэтт сделал шаг назад.
— Я уже поставил тебя в известность, что ты прав и я ничем не лучше тебя. По крайней мере в отношении женщин.
— На самом деле Дженни предал ты, а не я.
— Ты воспользовался преимуществом, доставшимся тебе не по праву. Я же, несмотря на помолвку, ничего подобного с ней себе не позволял!
— У меня и в мыслях этого не было, когда я впервые увидел ее, но когда мы узнали друг друга получше и она предложила мне себя в день нашей последней встречи…
Чтобы не позволить Такеру завершить эту фразу, Мэтт быстро шагнул вперед и изо всех сил ударил его кулаком в лицо. Такер упал, и из уголка его рта закапала кровь. Мэтт посмотрел на него сверху вниз и произнес:
— Вставай! Поднимайся, черт тебя побери! Ты заставил Дженни почувствовать себя дешевкой… принудил впервые в жизни скрыть правду от отца, которого она боготворит.
— Красиво излагаешь, особенно если принять во внимание, сколько времени ты проводил в постели Саманты Ригг. — Такер поднялся. — Но ты прав. Мы оба недостойны Дженни.
— Мне бы хотелось узнать у тебя одну вещь, — сказал после минутной паузы Мэтт, глядя на Такера в упор. — Ты действительно настолько меня ненавидишь, что попытался измазать дегтем лучшие чувства, какие я когда- либо испытывал к женщине?
— Разумеется, ты имеешь в виду Саманту Ригг, поскольку Дженни, насколько я знаю, ты не любишь.
Мэтт побагровел, но все-таки ответил на эту язвительную ремарку:
— Я люблю Дженни. И всегда любил. Между тем Саманта вовсе не та женщина, за которую ты ее принимаешь. Она приехала сюда, чтобы собрать улики против тебя… меня… или против нас обоих, поскольку работает на Пинкертона. И для того, чтобы сделать свою работу и заручиться благодарностью босса, она была готова на все.
— Почему в таком случае она меня прогнала, когда считала, что я — это ты? Между прочим, я предоставил ей второй шанс, но она им не воспользовалась.
— Вот почему ты отправился наводить мосты к Дженни?
Такер выпятил подбородок.
— Во всяком случае, она меня не прогнала.
Не слишком доверяя своему зеркальному отражению, гипнотизировавшему его взглядом, Мэтт ответил:
— Так вот, значит, зачем ты сюда приехал… Позлорадствовать захотелось?
— Я приехал сюда, чтобы сказать: ты прав, брат. Я действительно самый настоящий ублюдок, которого воспитала и выбросила в жизнь пустая, ни на что не годная женщина. Она приложила максимум усилий к тому, чтобы передать мне все эти качества, в то время, как ты остался с работящим отцом, не жалевшим времени, чтобы научить тебя отличать добро от зла. Я ушел из дома так рано, как только смог, и время от времени возвращался домой, чтобы поддержать маму, особенно когда у нее бывали трудные времена.
— Она была алкоголичкой.
— Она была алкоголичкой и к тому же обладала всеми существующими на свете пороками.
Мэтт покачал головой:
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. Хотя я практически не пью, мне нет равных по части оправданий. Всю свою жизнь я только и делал, что оправдывал себя, выдумывая для этого различные причины и предлоги. Оставив мать, я мог пойти по пути честного человека, но она так меня воспитала, что я считал себя слишком умным для этого.
— Я сожалею и об этом тоже.
— Да ладно тебе, Мэтт. Не сожалей. Радуйся лучше, что она взяла с собой не тебя, а меня.
Совершенно неожиданно для себя Мэтт произнес:
— Пока ты чист и против тебя не выдвинуто никаких обвинений. Так что можешь уехать отсюда, если хочешь. Саманта еще не успела никому рассказать о том, что у меня есть брат-близнец. Об этом знает только Дженни, ну а она, разумеется, ничего никому не расскажет.
Такер нахмурился.
— Вообще-то я рассчитывал услышать от тебя совсем другое.
— Интересно, что именно? — холодно поинтересовался Мэтт. — Что я приветствую твое намерение сдаться властям? Мне это не нравится.
Такер передразнил его, с соответствующей мимикой и интонацией повторив его слова:
— С чего такая перемена, хотелось бы знать?
— Честно говоря, не знаю, — пожал плечами Мэтт. — Возможно, потому что ты мой брат и тебе здорово досталось в этой жизни.
Такер промолчал.
Мэтт добавил к уже сказанному следующее:
— Ничего пока не делай. Дай мне переговорить с Самантой… и с Дженни. Посмотрим, что они скажут по этому поводу.
— Не пойму, зачем тебе это нужно?
— А затем, что, как я уже говорил, ты мой брат и тебе в молодые годы пришлось туго.
— По-моему, для меня уже слишком поздно выбираться на прямую дорогу.
— Я просто обязан хоть что-то для тебя сделать.
— Слишком поздно.
— Предоставь мне такую возможность, Такер. Прежде ты мне такого шанса не давал, А теперь дашь, потому что время пришло.
Такер устремил взгляд на Мэтта, и две пары абсолютно идентичных светлых глаз встретились. Потом Мэтт сказал:
— В конце концов, ты мне брат или нет?
Саманта пробудилась в одиночестве в своей узкой гостиничной кровати, когда взошло солнце. Прошлый вечер в «Трейлз-Энде», казалось, никогда не кончится, и она очень устала. Девушку угнетала необходимость участвовать в затянувшемся маскараде, который закончится, лишь когда так или иначе разрешится ситуация с братьями-близнецами. Она так часто бросала взоры на входную дверь, что Барт — ее самый старый, но все еще не потерявший надежды поклонник, елейным голосом осведомился, кого, собственно, она с таким нетерпением ждет.
