я.
— Знаю, — он усмехается. — Однако рискну тебе напомнить, что сегодня выпускной не у тебя, а у нашей дочери. Она расстроится, если мы опоздаем.
— Скоро буду готова, — обещаю я. — Не волнуйся, Алесь. Мы придём в школу вовремя!
…И вот, когда Борис принялся весело щебетать с румяной продавщицей глинтвейна (точнее, глювайна, как называли его в Германии), бисером рассыпая перед ней любезности и словесные реверансы, Лиза испугалась, что сейчас расплачется.
Терпение кончилось вот так, вдруг. Весь день она сдерживала себя, стараясь не выдать истинных эмоций. Они с Борисом уже добрых два часа бродили по рождественскому базару, раскинувшемуся вокруг Старого замка, и Лиза с обречённой покорностью делала вид, что ей ужасно весело.
Праздничная иллюминация озаряла эту грандиозную ярмарку миллионами огней, а симпатичные деревянные киоски зазывали пёстрым ассортиментом сувениров на любой вкус. Ёлочные украшения, куклы ручной работы, мягкие игрушки, волшебные шары с крошечными фигурками внутри, миниатюрные домики, саксонские кружева, свечи самых причудливых форм — глаза разбегались от этого изобилия!
Борис притормаживал возле каждого прилавка и приценивался ко всякой ерунде. Слушая, как он весело переговаривается с пожилым продавцом магнитиков с видами Штутгарта, Лиза зябко поёжилась и осмелилась высказаться:
— Какой неприятный и грубый язык!
В школе она учила английский, и все эти длиннющие немецкие слова с «шпр, «шт» и «ахт» действовали на неё, как удары молотка по темени.
— Что ты понимаешь! — Борис пренебрежительно махнул рукой. — Да немецкий — один из самых красивых языков в мире, если хочешь. Уж по крайней мере, приятнее на слух, чем жуткий картавый французский, которым почему-то принято восхищаться и называть его языком любви… Но ты послушай, послушай, какая в немецком романтика: их либе дих, майн херц Лизхен!
Лиза выдавила из себя в ответ слабую улыбку.
А жизнь вокруг них буквально била ключом. Отовсюду неслись звуки знаменитых рождественских хитов: «Oh Tannenbaum», «Kling, Glöckchen, Klingelingeling» и «Alle Jahre wieder»… На большом катке резвились ребятишки и их родители, выделывая замысловатые пируэты, чуть ли не балетные па, и заливались счастливым смехом. Малыши с радостным визгом нарезали бесконечные круги на карусели, оседлав блестящих разноцветных лошадок и оленей. Молодёжь вовсю флиртовала, угощая друг друга ароматным рубиновым глювайном и золотистым пуншем в расписных керамических кружках. А какое сумасшедшее благоухание разливалось в вечернем декабрьском воздухе от всевозможных колбасок и стейков на гриле, от тушёной капусты с жареной картошкой, от печёных яблок, каштанов, миндаля, фундука и арахиса, от имбирных и медовых пряников в форме сердечек или человечков, от свежих горячих вафель, политых сиропом!..
— Ты хоть понимаешь, — ликующе воскликнул Борис, стараясь перекричать музыку и гомон толпы, — что мы с тобой находимся на одной из старейших рождественских ярмарок во всей Европе?! Штуттгартер Вайннахстмаркт существует уже более трёхсот лет!
С этими словами он сунул ей в руки очередное лакомство — грушу на палочке в шоколаде. Готовилось это угощение, именуемое Schoko-Früchte, моментально: клиент выбирал понравившийся фрукт, и его тут же обмакивали в молочный, белый или чёрный шоколад. Лиза приняла сладкий гостинец из рук жениха, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
— Боря… — сказала она тихо. — Вообще-то, я не люблю глазированные фрукты. Я говорила тебе, что с удовольствием съела бы жареную сосиску.
— Да ладно тебе! — беззаботно отмахнулся Борис. — Все девушки обожают сладкое.
Лизе захотелось изо всей силы вогнать злосчастную шоколадную грушу ему в рот, чтобы только палочка торчала наружу.
— Ты посмотри, сколько народу! — Борис продолжал радоваться, как ребёнок. — Вот все говорят: кризис, кризис… А между тем, в городе прорва туристов! Рождественское настроение никто не отменял.
Лиза, наконец, решилась.
— Я ненадолго тебя оставлю… Мне нужно в туалет.
— Я провожу! — мигом подхватился Борис, но это окончательно вывело девушку из себя.
— Послушай, ну пописать-то я могу без сопровождения, или ты считаешь, что я настолько тупа, что и с этим не справлюсь? — язвительно осведомилась она. Борис растерялся.
— Да нет, я не в этом смысле… Ты же видела, какие очереди возле туалетов — с километр! А вдруг потеряешься?
— Давай встретимся возле главной ёлки, — Лиза устало вздохнула. — Жди меня там, договорились? Постараюсь побыстрее вернуться.
Она всучила слегка растерянному Борису свою грушу на палочке и через пару мгновений уже скрылась в толпе.
Каким же это оказалось кайфом — хоть ненадолго остаться совершенно одной! Посетители ярмарки не в счёт, Лизе не было до них дела. Зато никто теперь не бубнил над ухом, не поучал, не заставлял делать то, чего не хочется…
На самом деле, ей не нужен был туалет. Девушка просто проголодалась.
Не понимая надписей на немецком, Лиза интуитивно устремилась на запах — её влекло к жареным на гриле сосискам и колбаскам. Она так долго мечтала о них, что желудок в предвкушении вкусного предательски всхлипнул.
В киоске хозяйничал улыбчивый белозубый араб. При виде Лизы он радостно залопотал что-то по-немецки.
— Извините, я… — выдавила она, растерявшись. — Ай донт шпрехен зи дойч.
— Ноу проблем! — с готовностью закивал продавец. — Ю кен спикь инглищь, ай андерстэнд!
Лиза с удовольствием заказала себе баварскую колбаску с паприкой и сладкой горчицей и полезла за кошельком. Вдруг над её плечом простёрлась чужая рука и торопливо протянула арабу несколько евро. Краем глаза Лиза ухватила нечто белоснежное, как сугроб. Неизвестный сказал продавцу что-то по-немецки, тот радостно осклабился, принял деньги и подал Лизе вожделенную колбаску.
— Вот, возьмите, — она попыталась было всучить торговцу плату за товар, но тот отчаянно замотал головой, как флюгер.
— За вас уже заплатил этот мужчина!
Лиза округлила глаза и обернулась. За её спиной стоял молодой человек престранного вида. Вероятно, он был ряженым — во всяком случае, его карнавальный костюм явно обозначал ангела. Над головой незнакомца колыхался нимб, обклеенный золотистой фольгой и держащийся на тонкой проволочке, за спиной шелестели и трепетали два больших белых крыла из картона, а сам парень был одет в просторный длинный балахон, напоминающий ночную рубашку. Лицо «ангела» было открытым и симпатичным: ясные голубые глаза с длинными, как у девочки, загнутыми ресницами, трогательная ямочка на подбородке… А вот какой у него цвет волос, Лизе разглядеть не удалось: естественная шевелюра молодого человека была скрыта под париком из блестящего новогоднего дождика.
— Зачем вы это сделали? — сурово спросила Лиза по-английски. — У меня есть деньги. Немедленно возьмите! — она попыталась отдать ему свои евро, но тот, безмятежно улыбаясь, спрятал руки за спину.
— Ну что вы, право, доставьте мне такое удовольствие, — отозвался парень
