Кто такой этот Э. — мой теперешний друг?
Ладно, остальные сообщения я посмотрю позже. А сейчас мне нужно поговорить с кем-то, кто меня знает и кто честно расскажет мне обо всем, что произошло в моей жизни за эти три года. Я набираю номер Фай.
— Здравствуйте, вы позвонили Фионе Роупер, пожалуйста, оставьте сообщение.
— Привет, Фай, — начинаю я, едва дождавшись сигнала. — Это я, Лекси. Послушай, я понимаю, как все это странно, но я в больнице и совсем… Словом, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно. Можешь мне позвонить? Пока.
Как только я закрываю телефон, Николь строго произносит:
— Здесь этим пользоваться не рекомендуется. Но можно звонить по городскому. Я принесу вам аппарат.
— Хорошо, — кивнула я. — Спасибо.
И только я захотела просмотреть старые сообщения, как раздался стук в дверь. Вошла еще одна сестра.
— Я принесла вашу одежду. — Она положила на кровать большой пакет.
Открыв его, я вытаскиваю темные джинсы и удивленно разглядываю их. Что это? Талия слишком высокая, и какие-то они слишком узкие. Как же под них ботинки подобрать?
— А вот ваши драгоценности, — сказала сестра и протянула мне прозрачный пакетик. — Все на месте.
Еще не опомнившись от джинсов, я взяла пакетик. Там лежит очень дорогой на вид золотой браслет, такое же ожерелье и часы.
— Ой, какая прелесть!
В спутавшихся золотых нитях застряло кольцо, и я осторожно вытаскиваю его. У меня буквально захватило дыхание. Это кольцо с огромным сверкающим бриллиантом — мое?
— Лекси, взгляните, — окликнула меня Николь. — Там есть еще кольцо. Давайте руку. — Она достала его из угла пакетика — и мне на ладонь упало простое золотое колечко.
У меня зашумело в ушах.
— Должно быть, вы замужем! — оживилась Николь.
Нет. Это невозможно. Если бы я была замужем, я бы наверняка об этом помнила?
— Замужем, — кивнула вторая сестра и, словно прочитав мои мысли, спросила: — Разве вы не помните?
Я тупо покрутила головой:
— Я ведь не вышла за Шляпу-Дэйва, правда?
— Посмотрите, на нем буквы! — Николь указала на гравировку: — А. С. и Э. Г., 3 июня 2005 года. Узнаете?
Я тяжело дышу. Значит, это правда. Выгравировано на чистом золоте.
— А. С. — это я, — наконец произнесла я. — Алексия Смарт. А кто такой Э.Г. — понятия не имею.
Что же это такое творится? Мне двадцать восемь лет, у меня идеальные белые зубы, сумочка от «Луи Вюиттона», визитная карточка со словом «директор» и муж. Как так получилось?
Эдвард. Этан. Эррол.
Прошел час, а я все еще пребываю в шоковом состоянии и с недоверием поглядываю на свое обручальное кольцо, лежащее на прикроватной тумбочке.
Элиот. Эмонн. Эгберт.
Господи, прошу тебя, только не Эгберт.
Я обшарила всю «вюиттоновскую» сумочку, я внимательно просмотрела ежедневник, но так и не нашла ничего о своем… мне страшно произнести это слово.
Дверь неожиданно открывается, я застываю, чуть ли не уверенная, что это он. Но это опять мама, порозовевшая и раздраженная.
— У этих дорожных инспекторов нет сердца! Я всего двадцать минут…
— Мам, у меня амнезия, — резко перебила ее я. — Я потеряла память. Я и впрямь… слетела с катушек.
— Ох, да, медсестра говорила. — Она усаживается, стаскивая с себя пиджак. — Отлично понимаю твои чувства. У меня тоже память слабеет с каждым днем.
— Мам, — я глубоко вдыхаю, стараясь не взорваться, — ты не понимаешь моих чувств. Я забыла три года своей жизни! Я иначе выгляжу, у меня не осталось ни одной знакомой вещи, и к тому же… я действительно замужем?
— Разумеется, замужем! — Мама очень удивляется. — Эрик с минуты на минуту приедет. Я ведь уже говорила.
— Эрик — это мой муж? — Я тупо смотрю на нее.
— Боже мой, дорогая, у тебя провал в памяти.
Эрик. Для пробы я покрутила это имя в голове. Мой муж Эрик. Это имя ни о чем мне не говорит.
— Сегодня утром у него была важная встреча. Но вообще-то он день и ночь здесь, с тобой.
— Ладно. А… а какой он?
— Он очень милый, — сказала мама, как будто речь шла о ее новом щенке.
— Он… — Я замолкаю. Не могу же я спросить, хорош ли он собой. Это будет совсем странно. И опять она уйдет от ответа.
Мы молчим. Мы никогда не умели болтать обо всем и ни о чем, как это обычно делают дочки-матери.
— Лекси, а ты заказала для меня покрывало на диван? Через Интернет, — пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд. — Ты собиралась это сделать на прошлой неделе.
— Мам, я не знаю, — произнесла я медленно и отчетливо. — Я ничего не помню про последние три года.
— Мне очень жаль, дорогая. — Мама кивнула. — Дело в том, что я забыла название сайта. И если тебе удастся вспомнить…
— Я тебе обязательно скажу. — Я все-таки завожусь. — Если память ко мне вернется, я первым делом позвоню тебе насчет диванного покрывала.
Так. Значит, и в 2007 году я от мамы лезу на стенку. А ведь надо бы повзрослеть и научиться не раздражаться на маму.
— А чем Эрик занимается? — Я возвращаюсь к теме моего так называемого мужа. Мне как-то не верится, что он действительно существует.
— Продает недвижимость, — ответила мама. — И по-настоящему в этом преуспел.
— Мы живем у меня?
Мама очень удивлена:
— Дорогая, у вас своя квартира!
Это меня больно задевает. Я люблю свою квартирку. Она маленькая, но уютная. Я сама покрасила оконные рамы в голубой цвет, а еще там чудесный мягкий диван и повсюду — груды ярких подушек и маленькие лампочки вокруг зеркала. Значит, теперь я живу в чужой квартире. С чужим… со своим мужем.
В сотый раз я смотрю на свое обручальное кольцо и на кольцо с бриллиантом, машинально бросаю взгляд на мамины руки, она все носит папино кольцо, несмотря на то как он себя вел с ней.
Папа. Папины похороны.
— Мам, — осторожно заговорила я, — мне очень, очень жаль, что я не была на похоронах папы.
— Ты была на них, дорогая. — Она смотрит на меня как на сумасшедшую.
— А… — Я совершенно обескуражена. — Да. Конечно. — Я глубоко вздохнула и откинулась на подушки. — Ну и как все прошло?
— Как обычно проходят такие вещи. — Мама, сразу видно, разволновалась — как всегда, когда речь идет об отце. Она даже встала — словно для того, чтобы быть подальше от моих расспросов. — Ты ела? Пойду принесу чего-нибудь для нас. И пожалуйста, Лекси, ешь получше, — добавила она. — Нечего зацикливаться на безуглеводной диете. Картофелина тебя не убьет.
Безуглеводная диета? Вот, значит, как я обрела такую форму. Я смотрю на свои ноги. Надо сказать, мое тело действительно выглядит так, будто ему неведомо, что такое картофель.
