Так и попал он в Пустозерск. Самый край света, куда уж дальше?
Но и там не обрел покоя.
Более того, едва попав в Пустозерск, он понял, зачем ехал, зачем проделал весь этот путь, терзаясь голодом, холодом и кошмарами. Человек, который встретил его там, словно только его всю жизнь и ждал…
Впрочем, так оно и было.
– Фамилия его была Кондратьев. Все звали его Петрович. У него была жена, славная женщина Марковна, которая приняла меня, как родного сына.
– Погоди, отче… Я чего-то, видно, не понимаю…
– Все ты понимаешь. Он и был, да. Яко феникс восстал из пламени опальный протопоп Аввакум. А я и есть тот француз, гренадер наполеоновской пехоты, Жан-Батист Савен. Фамилию мою в Савина переделали, Иваном в православную веру окрестили, а звать стали Батистыч. Учил меня Аввакум, строго на-уку внушал. Так бы и тебе внушить, да больно долго ты ехал ко мне, голубчик. Остается тебе главное сказать, а дальше сам сумеешь.
– Так что же главное? – усиливался понять Семенец.
– А главное, что ты сам есть.
– И что же такое я есть?
– То же самое, что и я в свое время был. Суть орудие святой Инквизиции, потомки императора Фридриха Барбароссы, сей орден учредившего, владельцы Молота Ведьм.
– Молот Ведьм… Но я читал… Инквизитор Вальтер, огонь с небес…
– Вальтеру надо было что-то сказать, когда у него сей артефакт объявился. А может, так оно и было, кто знает. Молот к каждому приходит своим путем, более того тебе скажу – он и выглядит всякий раз иначе. Даже не стану говорить, как именно я нашел Молот у себя, иначе твои ожидания будут обмануты… Что ухмыляешься? Думаешь, молот – прямо молот и есть? Наивен ты еще, юноша…
Семенец поверил ему, потому что поверил ему во всем. И в тот же день он обрел Молот. Обошлось без молнии небесной, без песнопений ангельских. Он просто достал его из кармана – тускло блеснувший, тяжелый наган. И замер. У него был наган, но тот остался дома, в Москве, запертым в ящик письменного стола, и вряд ли мог оказаться в кармане порток, которые даже и Семенцу-то не принадлежали!
– Вот он чем обернулся, – сказал старец. – Чего ж, теперь сказать могу. У меня шпага была. Наша, пехотная. Не очень-то удобно. Ну да, что кому привычно, видать. А теперь попробую я тебе рассказать, что делать-то надо…
Руслан слушал сквозь дрему. Тревожная ночь давала о себе знать. Его собственные сны весьма органично вплетались в ткань повествования полковника – впрочем, и без того пестрящую самыми фантасмагоричными подробностями. Во сне складывалась перспектива из снов – сон во сне, сон во сне, сон во сне; и в каждом сне была ведьма, которую надо было остановить; старец, наставляющий молодого воина; молодой воин во власти страха и сомнения.
– Так вы сделали это, полковник? Вы заставили ее уйти?
– Да. Но я опоздал. Она не ушла, но не вернула забранные души. И мое вмешательство не спасло Россию от грядущих потрясений. Мне всю жизнь суждено опаздывать, Руслан. Я опоздал тогда – потому что не спешил вернуться в Россию. И опоздал сейчас – мне нужно было открыть тебе глаза на то, чем является твоя сестра, еще когда вы появились на пороге моего дома. Но разве ты поверил бы? Нет. И мне пришлось ждать. До тех пор, пока не стало совсем поздно. Мы не знаем, скольких еще она погубила, помимо пассажиров самолета. Быть может, она уже собрала свою дань и снова готова заснуть. И тогда…
– Послушайте, полковник, – дремоты как не бывало. – Я намерен изгнать эту тварь и вернуть Элю. Я сделаю это.
– Руслан. Это невозможно. Твоя сестра… Она может только получить покой. Как и все остальные.
– Мне. Не нужна. Покойная. Сестра, – произнес Обухов, словно откусывая каждое слово. – Я обещал Эле заботиться о ней. И я сдержу свое обещание. Я верну ее. И всех остальных, если получится. Говорите, что надо делать. Где она сейчас?
– В другом мире. Но ты можешь туда попасть. У тебя мало шансов, Руслан. У меня и то было больше. Потому что у меня было истинное зеркало, дверь прямо к ней. Но оно утрачено. Я потерял его и искал, многие годы я искал его. Обещай, что продолжишь мои поиски.
– Обещаю. Но откуда вы знаете, что зеркало уцелело? Оно могло разбиться, в конце концов… И как я его…
– Поверь мне, дорогой, это зеркало невозможно разбить. И ты поймешь, что именно перед тобой, когда увидишь. Только не прекращай поисков.
– Ладно, – согласился Руслан. – Но как я тогда попаду… туда… если двери нет?
– Пойдем окольным путем, – криво ухмыльнулся полковник. – Одно-то зеркало у нас есть. В какое зеркало ведьма заглянула – то всегда будет к ней вести. Только не дверь это, а вроде как вход в лабиринт. Тебе надо в этом лабиринте разобраться.
– Что ж, разберемся в лабиринте, – обреченно согласился Руслан и вдруг спохватился: – Постой, а как же, вот это…
– Что?
– Да оружие же!
– Совсем у меня это из головы вон, – развел руками полковник. – Ты посмотри, вдруг у тебя в кармане завалялось…
Руслану вдруг показалось, что Семенец посмеивается над ним. В такое-то время? Быть не может.
Он сунул руку в нагрудный карман. В кармане лежала зажигалка. В кармане джинсов лежал носовой платок. Эля обожала покупать носовые платки, гладить, брызгать туалетной водой и раскладывать брату по карманам. Внезапно он понял, что это была не Эля. Или… Она? Что-то, что осталось от его сестры, вынуждало ее поступать именно так?
Он стиснул платок и сунул руку в другой карман. Он помнил, что лежало там. Ключ. Тяжелый ключ с резной бородкой, когда-то открывавший дверь в дом в маленьком городе, в дом на берегу большой реки, в дом, где когда-то давно жил маленький мальчик с матерью и бабушкой… Дом был старый, с резными ставнями, с флюгером на трубе, с густо заросшей черемухой палисадником. По ночам дом оживал – ворочался, вздыхал, беспокойно скрипел досками и ежился, словно от страха и тоски. Рядом с домом пролегали трамвайные пути, и бывало так, что первый трамвай разрушал сон мальчика, наполняя комнату звенящим, таинственным свечением. Он просыпался, и всегда просыпался в страхе. По тускло освещенной комнате метались тени, спросонок глаза находили в них очертания фигур – порой человеческих, порой звериных, а иной раз и так и сяк. Странные существа являлись тогда воображению мальчика – люди-рыбы, люди-птицы, гадкие оборотни и прекрасные крылатые существа, чудовища и рыцари с мечами…
То, что он достал из кармана, не было мечом. Вероятно, Руслан просто плохо себе представлял мечи – видел-то только в кино и только в детстве.
Но это уже не был ключ.
Скорее, нож, только странный, трехгранный, без режущей кромки.
– Это… Это… Стилет?
– Мизерикорд, – подсказал Семенец.
