Я прерываю молчание:
— Когда у вас самолет завтра?
— Рано утром.
— Значит, вам надо выспаться. Наверно, вы спешите?
— Я никуда не спешу. Мы гуляем. Разве нет?
Я киваю. Мы продолжаем нашу медленную прогулку. Воздух пахнет весной и тополиными почками. Все мои чувства так обострены, что я, кажется, слышу, как растет трава. Виктор доводит меня до подъезда. Мы стоим, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Может, зайдете на чашку чая?
— Знаете, лучше не надо.
— Почему? У вас аллергия на котов?
— Потому, что я все это время мучительно боролся с собой. Я говорю с вами о деле, а мне хочется говорить совсем о другом. Но я пока не могу, не имею права. В первую очередь не хочу вас обманывать, не хочу давать ложных посулов и обещаний. Давайте пока оставим все как есть. Я должен разобраться со своими проблемами. Дайте мне время, и я надеюсь, что смогу сказать вам что-то важное.
Он говорит так, как будто у нас впереди — вся жизнь. Но я-то знаю, сколько мне лет. И времени на медленное развитие событий у меня не так уж много. Я пытаюсь скрыть разочарование. Он это замечает:
— Не сердитесь. И не обижайтесь. До скорой встречи!
Он наклоняется и легко целует меня в щеку. Этот поцелуй далек от того, что в дамских романах называют поцелуем страсти. Но у меня земля уходит из-под ног. Я боюсь позорно разрыдаться. Поворачиваюсь и бегу в подъезд, пытаясь опередить собственные слезы.
— Подождите!
Он догоняет меня и сует в руки какой-то предмет.
— Это вам.
Я машинально сжимаю пальцы и, не оборачиваясь, ухожу.
Кот ждет меня у двери. Как всегда, с осуждающей миной. Я легко отстраняю его ногой. Мне сейчас не до него. Раскрываю ладонь. Там лежит коробочка из синего бархата. В ней — кольцо с сияющим голубым камнем, изнутри которого бьет неоновый свет. Параибский турмалин. Моя тайная страсть и мечта. Как он догадался?
Может быть, все-таки все не так уж безнадежно?
Первое, что я вижу, проснувшись, — голубой камень на подушке. Вчера я вертела кольцо в руках до тех пор, пока не заснула. Мне никто никогда не дарил драгоценностей. Алекс, правда, принес как-то нитку жемчуга, которая тогда показалась мне царским подарком. Я очень ею гордилась. Потом, уже работая в магазине, я поняла, что она не так уж и хороша — жемчуг был хоть и круглый, но речной, далеко не такой мерцающий и глубокий, как драгоценный австралийский.
Конечно, это не важно. Тогда я была так тронута проявлением внимания, что бросилась его целовать. Подарок был вручен мне после очередного выяснения отношений — я хотела, чтобы мы поехали на несколько дней в горы, он сначала согласился, потом сказал, что дела его не отпускают. Я тогда совершила непростительную оплошность — позвонила ему в офис. Секретарша радостно сообщила мне, что мсье Алекс отправился с семьей в Санкт-Мориц. Несколько дней я провела в параличе — лежала в неубранной кровати и плакала. Вернувшись, он принес мне плоскую коробочку с жемчугом. Сказал, что не мог поступить иначе, что жена поставила ему ультиматум. Мы помирились.
Я несколько раз видела мельком его жену. Она всегда носила жемчуг — круглый, крупный, драгоценный. Мне уже тогда показалось странным, что мужчины мыслят по аналогии: покупая что-то жене, они то же самое покупают любовнице. Только в моем случае «то же самое» было гораздо дешевле. Оно и понятно — любовница пришла и ушла, а жена остается. Все в дом, в семью.
Теперь у меня есть то, чего нет ни у кого. Я готова любить свой камень просто так, за то, что он такой красивый. Но безжалостный мозг продавца привык считать. Теперь я уже не та наивная дурочка, радующаяся любому знаку внимания. Я знаю, сколько это стоит. Чистый параибский турмалин такого глубокого цвета и таких размеров — это целое состояние. Ювелиры обычно боятся их покупать, потому что не хотят рисковать — украшения с ними настолько дороги, что можно не найти покупателя. И если оценивать человеческие чувства в каратах, как советует реклама одного из столичных ювелирных заводов, Виктор должен быть ко мне весьма неравнодушен. Да что говорить — просто безумно влюблен!
Но я, правда, оценила и другое. То, как он точно понял, что должно мне понравиться. Любой на его месте ограничился бы чем-нибудь более традиционным — за эти деньги можно было подыскать вполне приличный бриллиант. Нет, он выбирал камень именно для меня.
Я представляю себе, как он сидит сейчас в самолете, ест ужасную самолетную еду, читает Financial Times… И надеюсь, думает обо мне. Хотя бы немного!
От утренних разнеженных мыслей меня отвлекает звонок. Ленка. Она рыдает — ее роман складывается далеко не так радужно, как мой. Я испытываю угрызения совести — за созерцанием своего прекрасного голубого турмалина я совсем забыла о том, что подруга в печали.
Ее друг как-то случайно в разговоре назвал ее Еленой Александровной. А она — Елена Владимировна. А потом перестал выходить на связь. Она сначала не придала этому значения, но потом, оказавшись в местном Доме ученых на каком-то концерте (она пошла туда в надежде встретить Ивана Ивановича, большого меломана), услышала разговор двух дам. Одна говорила, что ее муж сейчас подойдет. Другая, пышная блондинка, нарочно, как показалось Ленке, напрягая голос, чтобы все слышали, поведала: «Нет, а мой решил остаться дома!» Ее собеседница начала живо интересоваться, как вообще идут дела. Ленка было перестала прислушиваться к безразличному ей разговору, как вдруг прозвучало имя Ивана Ивановича. Блондинка-то имела в виду его!
— Я не знаю, что мне делать!
— Я бы, конечно, посоветовала оставить его с его блондинкой. Но ты же так просто не смиришься. Поэтому — жди!
— Чего ждать-то? Она добилась того, чего я не смогла достичь за все время нашего знакомства. Она, видимо, имеет все основания называть его — «мой». А я как была исполнительницей арии московского гостя, так ею и остаюсь.
— Ну, мне кажется, что женщина, называющая Ивана «мой», как минимум погорячилась. Торопит события. Он — убежденный холостяк, на нем это написано огромными буквами. Любое посягательство на его свободу со стороны женщины — верный путь к разрыву. Сколько, по твоим подсчетам, эта самая блондинка живет у него?
— Судя потому, сколько мы не разговаривали, — недели две.
— Если задержится еще на неделю — вылетит навсегда. С такими людьми главное — не пересидеть. У него очень ограниченный срок, когда он может выносить посторонних в своем доме. Я заметила, что уже через час он начинает метаться — вроде надо что-то делать дальше, а он не знает что. Если женщина пришла «навеки поселиться», он сделает все, чтобы от нее избавиться. Не исключаю, что самыми грубыми мерами.
