— Судя потому, сколько мы не разговаривали, — недели две.
— Если задержится еще на неделю — вылетит навсегда. С такими людьми главное — не пересидеть. У него очень ограниченный срок, когда он может выносить посторонних в своем доме. Я заметила, что уже через час он начинает метаться — вроде надо что-то делать дальше, а он не знает что. Если женщина пришла «навеки поселиться», он сделает все, чтобы от нее избавиться. Не исключаю, что самыми грубыми мерами.
Странно, но Ленку это немного успокаивает. Беда в том, что все, что я говорю, можно отнести и к ней. Но она, как любая женщина, думает только о сопернице. То, что ее друг не прочь вильнуть в сторону, не бросает в ее глазах тень на него. Главное — нейтрализовать блондинку. И все пойдет по-старому.
Меня-то как раз это «по-старому» и не устраивает. Но я понимаю — Ленка должна переболеть сама. Я ей здесь не советчик и не помощник.
От Виктора опять никаких вестей. Я как будто гусеница, завернувшаяся в кокон. Мне не хочется двигаться, говорить, думать, чувствовать. Единственное, что заставляет меня вылезать из постели, — это требовательный рев кота. Он у меня — двигатель прогресса. Если бы не необходимость время от времени закидывать в его пасть порцию мяса, я вообще бы не вставала.
Ленка пытается меня как-то расшевелить, но даже у нее это не очень получается. Сама она пребывает в депрессии. На этот раз оттого, что все вышло именно так, как я и предсказывала, но легче не стало. Блондинка явно пересидела в доме гения, утомила его и была изгнана. Иван Иваныч позвонил моей подруге как ни в чем не бывало и сообщил, что едет в Москву читать лекции. Он пожелал увидеться с Ленкой в промежутке между лекцией и обратным автобусом.
Проверка московским небом, как я и боялась, прошла не лучшим образом. Истории, которые без устали рассказывал Иван, показались Ленке уже слышанными и оттого банальными. Он оказался неловок, провинциален и даже, прости господи, неуместен в целом. Он весь был «слишком»: слишком громко разговаривал, преувеличенно шарахался от машин, останавливался у каждой тумбы с афишами: «Я провинциал, мне все интересно!» В кафе, куда они зашли выпить кофе, он обратился к официанту: «Вот что, любезный…» Как официант сдержался, чтобы не дать ему в морду, Ленка до сих пор понять не может. Скорее всего, это делалось нарочно, чтобы смутить Ленку, преподать ей урок — вот ты такая вся гламурная, а влюбилась в неформала, так что терпи. Она терпела, но пелена как будто спала с ее глаз. Она смотрела на него и не могла понять, почему же он так магически действовал на нее в своем родном городке. На прощание он дал ей большой желтый конверт и просил заехать в редакцию научно-популярного журнала отдать корректуру. Ленка почувствовала себя курьером. Конверт взяла, но роману, видно, пришел конец. Ленка вернулась к своему всегдашнему ощущению, что приличной женщине с сердцем и умом говорить с мальчишами-плохишами не о чем.
Мне остается только завидовать. Я сижу вся в ожидании чуда, а его все нет и нет. Правда, мне в залог оставлено перо жар-птицы — голубой камень. Еще немного, и я начну чертить им в воздухе магические знаки.
Звонок от Виктора раздается вечером, когда я уже (еще?) сплю. Я совсем забыла про разницу во времени — с утра жду у телефона, в то время как он, наверно, видит десятый сон. Он коротко рапортует — все идет по плану, представительство его компании в Москве зарегистрировано, недели через две он готов отправить выбранные мною украшения в Москву. Еще две недели они проваляются на таможне, потом — пробирная палата, и можно начинать работать.
Я спохватываюсь и впервые открываю присланный им каталог. Передо мной снова встают волшебные минуты, пережитые в Базеле. Полароидные картинки не дают никакого представления о красоте этих вещей. Я внимательно всматриваюсь в нечеткие снимки и вспоминаю. Вот эта брошь легка как перышко, и вставленные в нее разноцветные сапфиры и бриллианты мерцают как радуга, отраженная в капле росы. А эти серьги сидят на ухе как влитые, подвески на них раскачиваются и позвякивают, как старинные люстры. Кольцо с огромным рубином, густым, как капля крови. Я вижу эти вещи как вживую. Мне даже кажется, что я помню их на ощупь. Но как я буду это продавать? И кому?
Впрочем, ответ на этот вопрос приходит сам собой. Прошла всего неделя после моего увольнения, а мне уже звонят бывшие клиентки. Они заходили в магазин, не застав меня, выражали удивление, и Майка тайком сообщала им мой телефон. Я не жду обвального к себе интереса. Но мои милые дамочки меня не подвели: они живо интересуются, чем я собираюсь заниматься. Им, видимо, жалко, что исчезло такое приятное и удобное место в центре города, куда всегда можно забежать выпить чашку кофе, зайти в туалет и заодно услышать последние новости. С Катей, особенно в ее нынешнем отмороженном состоянии, особо не посплетничаешь. Она так потрясена своими переживаниями на таможне, что начинает рассказывать о них с порога каждой входящей даме. Кому нужны чужие проблемы, когда от своих деться некуда? Так что дамочки лишний раз теперь не переступают порог нашего магазина. Странно, но я не испытываю никакого злорадства. Может, Виктор и прав, когда говорит, что в бизнесе нет ни дружбы, ни вражды и думать нужно не о прошлом, а о будущем?
Я бодро рассказываю им о том, что скоро их очень удивлю. Что смогу показать им украшения, равных которым нет в Москве, да и в мире найти не просто. Все заинтригованы. У нас любят обособиться от толпы. Проявить индивидуальность, так сказать. Вот на этом-то я и постараюсь сыграть.
Очередной звонок застает меня врасплох. Павел, как всегда в последнее время, начинает с места в карьер:
— До меня дошли слухи, что вы собираетесь пуститься в самостоятельный бизнес?
— Я подобных слухов не распространяю и не могу ручаться за их достоверность.
— Но вы должны мне сказать. Вы что, собираетесь открывать магазин?
— Во-первых, я ничего никому не должна. Во-вторых, мои планы останутся моими до тех пор, пока не станут достоянием общественности. Я постараюсь сделать так, чтобы это состояние продлилось как можно дольше.
— Но вы не можете заниматься этим бизнесом. Это непорядочно. Вы переманите наших клиентов.
— Я бы на вашем месте не стала произносить вслух такие слова, как «порядочность». Что касается клиентов, то они не на тюремной прогулке и строем не ходят. Пойдут туда, где им больше понравится. Вам никто не мешает лучше работать, закупать привлекательные коллекции, быть любезнее…
Он чувствует, что выбранная манера общения не приносит желаемого результата, и меняет тактику:
