– Оскара застрелили? – без прежнего энтузиазма проговорила Динара.
– Да! – воскликнула ведущая.
– Убийца – Коннор?
– Точно, – улыбнулась Ангелина.
– У него был сообщник? – нахмурилась Динара.
– Нет.
«А в деле Глеба? – призадумалась Маша. – Может, замешаны двое или несколько человек?» Она вспомнила, как им на лекции по криминологии рассказывали о детективном романе, в котором каждый из двенадцати подозреваемых был причастен к смерти жертвы, но покрывал остальных. На секунду представилось, будто бы все обитатели детского лагеря расправились с Волгиным, соврали о невиновности и запутали ничего не подозревавшую девушку. Отмахнувшись от нереалистичных теорий, она достала телефон и тем самым привлекла внимание Ангелины, строго сказавшей:
– Маш, теперь твоя очередь задавать вопросы.
Отказ ее не устроил.
– Этот, ну, убийца… шел пешком? – пробормотала Маша, чтобы от нее отстали.
– Да, но не только, – ответила Ангелина с видом ребенка, дорвавшегося до конфет, фастфуда или чипсов.
– Еще на лыжах? – выпалила Динара.
– Да.
Маша вообразила неизвестного, который посреди ночи прикатил в «Бурю» на лыжах, неведомым образом пробрался в корпус, столкнул Волгина с лестницы, а затем уехал. «Тогда бы на снегу остались следы», – мысленно возразила она.
– Коннор выстрелил в Оскара с дальнего расстояния? – спросила Динара.
Ее упорство поражало. Маша, даже если бы хотела решать головоломку, перестала бы пытаться уже после второго или третьего неправильного ответа. Подруга, наоборот, из-за неудач словно мотивировалась на победу и загоралась азартом.
– Нет, – проговорила Ангелина.
– Коннор прикончил Оскара до спиритического сеанса? – попытала удачу Динара, но вновь промахнулась.
После недолгой тишины и десятка неверных теорий она произнесла:
– Коннор обманул друзей, подвигал указатель, чтобы получилась фраза про смерть, затем прибежал на лыжах в место, находящееся неподалеку от дома Оскара, дошел пешком, выстрелил в мужчину, вернулся на дорогу, подождал, пока соседи или кто-нибудь другой найдет тело, и притворился, что только недавно добрел до жертвы, ведь добирался много часов.
– Молодец! – возликовала Ангелина. – Хотите еще?
Маша сразу же отказалась, решив просадить время в приложении с карточными играми, ведь там в отличие от суровой реальности не было душной соседки.
* * *
Остаток дня пролетел незаметно. После нехитрого ужина Маша переобулась в сланцы, взяла таз, чайник, пластиковый ковш и принадлежности для мытья, забрела в душевую. Она, как и летом в период отключения горячей воды, смешала в цветастой емкости кипяток и ледяные струи, чтобы получить почти комфортную температуру, затем разделась, сложила вещи в пакет. Ее передернуло от холода, кусавшего кожу. В полумраке подтеки на плитке отливали багровым, казалось, будто безумный каннибал разделывал здесь тела и не прибирал за собой. Сырость, сквозняки, путаница с Марком, лепет Игоря про Юру подстегнули воображение. Стоило ненадолго зажмуриться, как перед взором восставал беспощадный призрак, капли стучали громче, раздавались подозрительные всплески.
Маша разместилась так, чтобы легко наблюдать за входом и остальным пространством. Глаза щипало от шампуня, но она терпела, ругая сквозь сжатые зубы вечерний мороз, проклятый лагерь, недобросовестных ремонтников. Домашняя старенькая ванна, где можно было понежиться под теплым паром, помечтать, погрустить, нанести на волосы маску, расслабиться после трудного дня, казалась идеальной.
Маша растерла себя пушистым полотенцем, быстро нацепила чистый свитер и штаны, схватила пожитки, едва ли не выбежала за дверь. Коридор пустовал, общий зал тонул в темноте. Она стиснула утварь и вещи в левой руке, правой достала телефон, предварительно спрятанный в кармане. Фонарик вспыхнул, стало немного спокойнее. Резиновые тапочки забавно шлепали, издавали звук, похожий на кряканье.
Войдя в безлюдный холл, она покосилась на тусклую луну, беспомощную перед густыми тенями, поставила таз, чайник и ковш возле стола, заметила на полу яблоко. Смартфон разрядился и погас, комната погрузилась в полутьму, впереди зашуршало. Маша вздрогнула, медленно притронулась к скатерти, свисающей почти до пола, отогнула край. На нее уставились два блестящих глаза. Она вросла в бетон, теряясь в звуках тяжелого дыхания, моргнула, чтобы прогнать мираж, как вдруг из сумрака отделилась фигура и толкнула ее. Левую ладонь обожгло болью. Телефон с грохотом упал. По ступеням застучали шаги. Маша охнула, закричала, но получилось слабо. Слева появилось сияние, кто-то подошел, и, пока она искала способы для защиты, зажглась лампочка.
– Маша? – изумился Марк. – Ты чего?
– Д-дверь? – перебила она, гадая, что или кого встретила во тьме. – Ты закрыл?
– Нет, – ответил тот, одернув черное пальто.
Маша указала на отчетливый след ботинка возле лестницы, рывком встала, подбежала к куртке, сушившейся на стуле, и, накинув капюшон, бросилась вниз, приказав:
– За мной!
Марк на ходу озарял путь телефоном. Луч фонарика лихорадочно прыгал по стенам, перед взором мигали пятна, сердце бешено колотилось, в мыслях возникало нечто из мрака.
– Осторожно, – воскликнул Марк, придержав ее за локоть и не позволив упасть.
В прихожей стонал ветер. Входная дверь была распахнута. Маша бесстрашно помчалась на крыльцо, поскользнулась, но Бортников среагировал мгновенно, подхватил ее и раздраженно выпалил:
– Что с тобой?
Маша проигнорировала вопрос, вгляделась в белесую пелену. Метель бесновалась, застилала землю, обдавала лицо и тело колючим снегом. Ничего нельзя было разглядеть.
– Пойдем, ты заболеешь, – крикнул Марк, потянув ее обратно.
Маша пригнулась, подняла с плитки едва намокшие листы бумаги, попросила у Бортникова гаджет. Тот нехотя подчинился, осветил напечатанный текст, гласивший:
«Серийный убийца. Кого вы представляете, когда слышите этот термин? Фредди Крюгера, Майкла Майерса, Ганнибала Лектора и прочих злодеев? Или Чикатило, Пичушкина, Зодиака, Дамера и других маньяков? Вы боитесь их? Считаете монстрами во плоти? Надеетесь никогда не попасть к ним в лапы? Поверьте, есть кое-что похуже, чем стать жертвой психопата-убийцы. Пострадавших жалеют и увековечивают, а вот тех, кто принадлежит к роду душегуба, клеймят будущими головорезами. Обычно родственники вычеркивают паршивую овцу из семьи, но некоторые до победного покрывают его преступления, а потом безумно ищут «плохие гены» в детях и внуках. Особенно в слишком эмоциональных мальчиках».
Телефон погас. Марк тщетно попытался его реанимировать.
– У тебя есть зажигалка? – спросила Маша.
Ей, несмотря на мороз, было душно. Марк достал красный кусок пластика, щелкнул, и неровный огонек вырвал из тьмы страницу с текстом:
«…Все детство меня ругали за громкий разговор, крик, слезы, тягу к одиночеству. Однажды в песочнице я ударил сопляка, который забрал мою лопатку и сломал куличики. Бабушка отвела меня в церковь, заставила молиться и клясться, что я никому не причиню вреда. Подростковые годы были еще хуже. Ко мне относились как к одержимому дьяволом, бесконечно твердили про добро. Я не понимал причины, пока не нашел в гараже старый ящик для рыбалки. Потом все стало ясно».
Машу отвлек невнятный шум.
– Ч-что э-это? – пролепетала она.
– У тебя зубы стучат, – сказал Марк, затем повел ее в тепло.
Маша не упрямилась и, пока парень поворачивал ключ в замке, рассуждала: «Кто это был? Неужели дух? Откуда у него записи Волгина? Но ведь, – она сглотнула, убрав находку в карман штанов. – Глеб мертв». Между тем они вошли в холл.
– Теперь объяснишь, что случилось? – спросил Марк.
Маша кратко поведала о столкновении, мимоходом посмотрела на левую ладонь.
– Поранилась? – с искренним участием произнес тот.
