– Зачем меня позвали? – нахмурилась Вика. – Я не врач.
– Ты помогла Насте, когда она упала в обморок, – промямлила Ангелина, схватившись за косички. – Вот я и подумала…
Злата прервала путаные объяснения, расспросила Эмилию о самочувствии и симптомах, заключив:
– Могу ошибаться, я ведь учусь на психолога, а не на терапевта, – сказала она, откинув дреды за спину. – Похоже на аллергию.
– У меня только на арахис, – глухо проговорила Эмилия. – Других нет.
– Точно? – усомнилась Вика и, когда та кивнула, потерла подбородок. – Может, ты спутала арахис с чем-то другим или случайно проглотила?
Эмилия отнекивалась, твердила, что всегда скрупулезно следит за питанием, внимательно изучает составы продуктов.
– Небесная мелодия. Я слышу, как поют ангелы, – печально улыбнулась она. – Скоро все завершится: и страдания, и радости.
– Нет! – воскликнула Ангелина, мягко похлопав ее по щекам. – Не засыпай, пожалуйста.
– Это Юра, – вздрогнула Динара. – Сегодня он послал нам с Машей знак.
– Гимн пионеров? – усомнилась та, подумав: «Вряд ли в раю играет советская музыка».
Злата выясняла у больной, где лежат ее таблетки, но та упрямилась, прогоняла спасателей, плакала, принимая неизбежное. Марк сосредоточенно рылся в ящике с медикаментами.
– Нашла, – просияла Злата.
– Держите ее, – воскликнула Вика.
Динара и Ангелина схватили запястья, Маша и Марк – лодыжки, будущая психологиня – голову, а Вика заставила умирающую проглотить лекарство, причем действовала настолько хладнокровно, будто проделывала такое каждый день.
Эмилия обиженно повернулась на бок. Маша уставилась на ее спину.
– Скоро полегчает, – сказала Вика. – Если что-то случится, мы неподалеку. Зря не будите, ладно?
Они со Златой покинули импровизированный лазарет. Маша, проигнорировав удивленный взгляд подруги, направилась за Марком. В коридоре он взял ее за руку. Было нечто особенное в том, чтобы идти бок о бок, прикасаться к нему, болтать о мелочах. В неотремонтированном крыле пришлось ступать друг за другом, но даже тогда парень не отпустил ее ладонь. Рядом с ним страхи исчезли.
Очутившись в комнате, Маша сняла куртку, разулась и легла вместе с Марком, устроила голову на крепком плече, посмотрела в его лицо, нежно провела по скуле.
– Это значит «да»? – спросил Марк, повернув голову.
Их взгляды встретились, кончики носов почти соприкоснулись.
– Точно, – улыбнулась Маша и, замявшись, проговорила: – Хотя первые дни ты вел себя как придурок, а после реакции на поцелуй я решила, что тебе на меня плевать.
– Прости. Я, как дурак, запутался и, чего скрывать, испугался, что снова испорчу тебе жизнь.
– Зря. В прошлом я обещала, что приму тебя любым, не врала и не приукрашивала. Всегда есть и будут плохие периоды, главное – преодолевать их. Ты ведь хочешь этого?
Марк ответил утвердительно, мягко поцеловал и обнял ее, прошептав:
– Я очень по тебе скучал, – смутившись, он продолжил: – Некому было отправлять мемы.
Маша усмехнулась:
– И песни. Только почистила плейлист, теперь снова придется добавлять.
– Как раз альбом вышел.
Марк увлеченно рассказывал о любимом рэпере, включал понравившиеся треки. Маша слушала с интересом, и хотя по коже не пробегал электрический разряд, в животе не трепыхались бабочки, а сердце билось спокойно, она чувствовала невероятное тепло, будто этот человек был для нее уютным домом, целым миром и одновременно простым парнем, всегда знавшим, как ее развеселить и поддержать.
* * *
Сон прервался из-за ломоты в теле. Маша покосилась на мирно спящего парня. Его ресницы трепетали, лицо было расслабленным и милым. Поняв, что таращится, как чудачка, она осторожно подвигала затекшей рукой и, выбравшись из-под одеяла, встала на пол, натянула ботинки. За окном сиял погожий зимний день. Она не удержалась, чмокнула Марка в щеку. Тот открыл глаза.
– Привет, – улыбнулся он.
– Доброе утро. Точнее, уже полдень, – сказала Маша, глянув в телефон. – Не помню, как задремала.
– Я тоже, – проговорил он и невесело вздохнул: – К вечеру должна приехать бригада.
«Жаль. Опять какое-то время не будем видеться», – погрустнела Маша и, постаравшись скрыть грусть, произнесла:
– Наконец-то свобода. А ты? Останешься здесь?
– Нет, надоело. Найду что-нибудь нормальное. Все равно мне уже заплатили за прошлые смены.
Маша одобрила идею и, немного поболтав на отвлеченные темы, поспешила к себе, чтобы собрать вещи. Проходя мимо холла, она заметила шокированную Динару. Другие студенты перекидывались словами, завтракали или, учитывая совсем не ранний час, обедали. Подруга нагнала ее через пару минут, искоса глянула на сопящую Эмилию, гневно прошептала:
– Вы что, помирились? Как? Почему? Теперь мне нельзя называть его лохом? – добавила она и ругнулась на башкирском языке. – Лучше бы ты столкнула его с лестницы.
– И села в тюрьму?
– Нет, тебя бы оправдали из женской солидарности. Судья бы ознакомилась с характеристикой Бортникова и вынесла бы справедливый приговор. Не могу поверить, что ты снова ввязалась в болото.
– У Марка есть хорошие стороны.
– На солнце тоже бывают пятна, но оно не темнеет.
– И что это значит?
– Картину оценивают целиком, а не по деталям, – скривилась Динара.
– Мудро, – ответила Маша, расстегнув дорожную сумку. – Видишь, как Марк вдохновляет?
– М-да, тяжелый случай. Ладно, не буду переубеждать, поступай по-своему. Если этот полуфабрикат еще что-нибудь выкинет, бросай его и звони мне. Потом подготовим достойную месть.
– Отличный совет, – усмехнулась она и замолчала, услышав шевеление.
Эмилия села, потянулась и, когда ее спросили о самочувствии, покраснела.
– Зуд прошел, тошнота тоже. Мне очень стыдно. Почему я сразу не распознала симптомы? Запаниковала, наговорила всякой чепухи.
– У страха глаза велики, – тактично возразила Динара.
«У нее сегодня пятница цитат?» – ухмыльнулась Маша, встряла в диалог:
– Как считаешь, тебе нужно в больницу? Неизвестно, во сколько заявятся строители.
– Думаю, пока продержусь, но осмотр все равно не помешает. Сейчас, кроме слабости, все в порядке. И как только я умудрилась съесть арахис?
– Да уж, странно, – согласилась Динара, затем предложила: – Ты, наверное, голодна? Хочешь, мы принесем что-нибудь?
Та вежливо отказалась, пояснив, что желудок скрутило даже при мысли о еде. В спальню прошагала Ангелина, нагруженная бутылками с водой. Опустив груз возле бедняжки, она выудила из рюкзака пачку сушек, передала Эмилии, затем растерянно пошарила в вещах, пробормотав:
– Мистика. Не могу найти снотворное. Пакетик просто исчез.
– Может, ты приняла его и забыла? – сказала Маша.
– Не-а. Точно помню, как в понедельник пересчитывала запасы и корила себя, что взяла слишком мало.
Вскоре она прекратила поиски. Маша, упаковав одежду и другие предметы, привезенные из дома, решила перекусить, поплелась в общий зал и остолбенела возле злополучного стола. Ладони вспотели, в голове пронеслись страшные мгновения, когда кто-то, затаившись в полумраке, проследил за ней, оттолкнул и умчался вниз, сгинул в грозной вьюге. «Может, мне привиделось?» – подумала она. Ссадины на левой ладони и страницы в кармане штанов свидетельствовали об обратном. Она вынула смятые, сложенные вчетверо листы, разгладила и прочла:
«…Мой дед насиловал и убивал мальчиков в возрасте от семи до одиннадцати лет. Я нашел записи о пятерых жертвах. Возможно, их было куда больше. Однажды его вызвали на допрос, однако следователь не посчитал Волгина причастным из-за положительной характеристики, спортивных заслуг, наличия жены и детей. Родственники, знакомые, коллеги отзывались об Анатолии как о прекрасном отце, замечательном друге, выдающемся футболисте. Бабушка, когда мы были на людях, всегда с уважением говорила о Толе, но втайне презирала его. Мне запрещали появляться у них в гостях, отец избегал вопросов о дедушке, который постоянно болел, пропускал праздники и сильно выпивал. Меня не удивляло пьянство. Наверное, у всех в семье был или есть старый алкаш. Более необычным казалось то, что на похоронах родители и бабушка выдохнули. Не знаю, как объяснить поточнее. Я просто осознал, что они ненавидели, даже боялись Анатолия, либо правда исказила мое восприятие прошлого. После поминок мне захотелось выяснить больше о человеке, с которым общался лишь по телефону. Так я открыл ящик Пандоры. Иногда секреты не стоит раскапывать…»
