Ранее, в начале июня, Вячеслав забрал Марину из больницы, и с тех пор она жила в его загородном доме. Стала частью семьи Топильских, хотя пока еще и неофициальной. Татьяна и тетя Нюра окружили Марину заботой, порой даже слишком навязчивой. Они, под предводительством докучливого наставника по лечебной физкультуре, учили ее ходить и снова радоваться жизни. В июле Марина уже сама, без посторонней помощи, лишь опираясь на изящную, подаренную Вячеславом, трость, выходила гулять в сад. А вскоре они с Топильским, под присмотром Татьяны, смогли отрепетировать вальс — танец молодоженов.
Вера с Томиным поженились в конце июля. Марина с помощью трости и пары таблеток обезболивающего смогла с достоинством выполнить миссию свидетельницы — подружки на свадьбе. Вера организовала перевод Томина в Москву, и теперь могла навещать Марину чаще. Вере нравилось бывать у Топильских. А когда Томин уехал в длительную командировку на Дальний Восток, и Вере стало абсолютно нечем заняться, она взяла за правило являться в гости, чуть ли не каждый день. Поначалу Марина чувствовала себя неловко из-за того, что ее подруга так часто приезжает в дом, где сама Марина еще на птичьих правах. Но вскоре она заметила, что Топильские души не чают в Вере, и успокоилась.
Двадцатого сентября Марине доставили свадебное платье, и Вера, узнав об этом, тут же приехала его оценить.
Марина в прекрасном платье из белого атласа и тончайшего кружева ручной работы вертелась возле зеркала.
— Шикарно! — восхищалась Вера. — Ты выглядишь великолепно, подруга.
— Да, мне тоже это платье понравилось больше всех остальных, — улыбнулась Марина. — Посмотри, что мне подарил Слава!
Марина принялась копошится в ящичках туалетного столика и, наконец, извлекла оттуда бархатную коробочку в виде довольно большого прямоугольника.
— Не правда ли, эти вещи будут восхитительно смотреться вместе?
Едва Марина открыла коробочку, как Вера ахнула и прижала руки к груди:
— Боже мой! Какая прелесть! Это — совершенство!
На шелковой подкладке искрились всеми оттенками роскоши — бриллиантовое колье и серьги. Колье в виде тонкой платиновой паутинки с капельками бриллиантовой росы на ней, а серьги — сорвавшиеся вниз крупные капли на тонкой платиновой нити.
— Марина, ты обалдела, — проговорила Вера, не сводя глаз с драгоценностей. — Разве можно держать это в ящике туалетного столика! Вот придет Вячеслав, я ему мозги вправлю. Ладно ты бестолковая, но он!
— Верунь, хватит ругаться, в доме есть сейф, я взяла из него украшения, чтобы похвастаться перед тобой. Лучше посмотри на меня, — сказала Марина и, погрузив пальцы в свои волосы, подняла их на затылок. — Как думаешь, что сделать с волосами? Высокую прическу или оставить их распущенными и только слегка подвить?
Вера критически осмотрела Марину с ног до головы, повертела ее перед зеркалом.
— Распущенные, — вынесла она, наконец, свой вердикт. — Так ты смотришься моложе.
Марина рассмеялась:
— Это что ты сейчас такое сказала? Я что, по-твоему, старая?
Поначалу Вера не поняла вопрос Марины, а затем рассмеялась:
— Боже, какая же я глупая бываю! — воскликнула Вера. — Возьму и брякну невесть что! Нет, конечно, ты не старая, просто с распущенными — лучше.
Дверь распахнулась, вошел Топильский и замер, с восхищением глядя на Марину.
— Ты божественна, — пролепетал он.
Первой опомнилась Вера и принялась выталкивать Топильского за порог со словами:
— Нельзя жениху смотреть на невесту в подвенечном платье до свадьбы! Не положено!
— Но почему? — сопротивлялся Вячеслав.
— Примета плохая, вот почему, — сказала, как отрубила, Вера.
В конце концов жениха удалось изгнать. Вера облегченно вздохнула:
— Кажется, он не успел тебя рассмотреть.
— Думаешь? — спросила Марина, чувствуя как тревога змеей вползла в ее душу.
После того, как Марина переоделась в обычные вещи, Вячеслав пригласил женщин прогуляться по городу:
— У меня встреча в офисе, в пять вечера, а до этого есть небольшая кучка свободного времени. Предлагаю пойти куда-нибудь, посидеть на открытом воздухе. Такая погода стоит! Осенью Москва бесподобна. Вера, как вы смотрите на это?
Вера в этот момент вопрошающе смотрела на подругу. Марина хихикнула, подошла к Вячеславу и обняла его за талию:
— Меня он не спрашивает только потому, что знает — я завсегда согласная, если речь идет о прогулке по Москве. Все же, я люблю этот город больше, чем Петербург. Теперь.
— Ну, раз так, то и я завсегда согласная, — сказала Вера и задорно рассмеялась.
Под чутким присмотром охраны, они неторопливо бродили по улицам города в поисках уютного местечка, и любовались осенью. Еще стояли теплые дни конца сентября, но под ногами уже шуршало золото, а в воздухе витал тот особый дух "последней мечты", когда все уже кончилось, но еще можно успеть. Время тоски и отчаяния, немыслимых поступков и решительных побед.
Марина думала о том, что для одних осень — агония, предсмертный вздох, для других — напоминание о потерянном времени, дающее возможность осуществить последнюю мечту. Марина шла, подняв лицо навстречу ветру, и вдыхала полной грудью горько-сладкий аромат.
Зашли в парк. На небольшой полянке, среди россыпи золотой листвы, стоял скрипач. Он играл призывно и печально. Люди не могли пройти мимо. Они останавливались, толпились на пятачке асфальтированной аллеи, удивлялись, напирали друг на друга, чтобы лучше видеть и слышать, но не переходили черту. Никто не решался перешагнуть бордюр и, нарушив гармонию музыки и природы, приблизиться к музыканту. А музыкант играл, и благодарная осень роняла золото к его ногам.
На центральной аллее, недалеко от фонтана, обнаружили уютное кафе. Несговариваясь, выбрали столик на открытом воздухе, заказали кофе. Заказ принесли быстро. Официантка, заметив, что стол усыпан опавшей листвой, уже подняла полотенце и хотела смахнуть, но Топильский успел перехватить ее руку и попросил:
— Оставьте.
Официантка окинула его равнодушным взглядом, пожала плечами и ушла.
— Вы правы, — сказала Вера. — Так значительно лучше. Мариш, посмотри, какое удивительное стечение цветов. Как стечение обстоятельств, случайное и бесподобное!
Марина поставила чашку с блюдцем на стол, поверх листьев, и не удержалась от тихого вздоха. Она поняла, о чем говорит Вера! Восхитительная картина, нарисованная самым лучшим художником — жизнью.
На вытоптанном сотнями ног, черном пятачке земли стоит круглый белый стол. На столе, поверх россыпи золотых листьев, на белых с тонкой золотистой каймой блюдцах — три маленькие, ослепительно белые чашки, наполненные до краев черным кофе.
